Услышав ее голос, Душка обернулась, вышла из странного транса, в который медленно погружалась, и закричала:
— Бабушка! Боже мой, как хорошо, что ты пришла!
Анна встала и подошла к небольшому стеклянному шкафчику. Кажется, такой раньше назывался «горкой».
Странно расставленные на полках фигурки идолов и божков, собранные отцом Кирилла, по прихоти Ведьмы были расположены спиной. Как будто старуха не хотела встречаться с ними взглядом. Или…
Мысль, проникшая ей в сознание, была достаточно ПЛОХОЙ, даже отвратительной, но вызвала на Анниных губах мстительную улыбку.
— Можно посмотреть?
Кирилл, погруженный в свои мысли, рассеянно кивнул.
Анна приоткрыла стеклянную дверцу и достала одну из фигурок — толстячка с лукавой и смеющейся физиономией. Ей так и показалось, как он подмигнул ей из складочек жира, умело сделанных рукой мастера. Не сдержавшись, она подмигнула ему в ответ. Повертев его в изящных пальцах, она переставила толстяка лицом к себе. Теперь он рассматривал окружающую обстановку с видимым интересом.
Следующей была женщина.
Взяв ее в руки, Анна почувствовала странный холодок внутри. Статуэтка была выполнена из нефрита — легкая фигура стояла на небольшой горке, руки прижаты к груди, и там покоилась змея. Женщина бережно прижимала ее к груди, пытаясь сохранить странную змейку, змея кусала собственный хвост.
— Как это называется?
— Уроборос, — меланхолично отозвался, взглянув, Кирилл. — Символ Вечности. Змей, кусающий собственный хвост. Самый жуткий символ. Используется вампирами и «вольными каменщиками». Говорят, дает неоспоримую власть над человеческой психикой. — Он вздохнул и добавил: — Теперь он еще используется как символ медицины. Такие вот странности.
Потом еще вспомнил, что недавно видел этого Уробороса на интернет-сайте как символ. Символ мудрости и жизненной стойкости. Люди сходят с ума, каждый по-своему. Змея — опасна. А Уроборос — мистическая змея.
На секунду ему показалось, что Змей посмотрел на него с ледяной улыбкой, и померещилось даже — кончик раздвоенного языка шевельнулся. В движении этом Кириллу почудилась угроза — он невольно отпрянул. «Каждый сходит с ума. Я тоже?»
«Да нет», — тут же успокоил он себя. Статуэтка стояла мирная, недвижная, застывшая. Почудилось. Как в детстве… Когда по вечерам в наступающих сумерках оживают тени и от их странной жизни начинают оживать предметы.
— А женщина?
Анна провела пальцем по стертому лицу без глаз.
— Странная статуэтка…
— Женщина?
Он не сразу понял, о чем она. Его сознание все еще находилось на невидимой границе между реальностью и детскими сумеречными тенями. Потом он увидел в ее руках маленькую женскую фигурку и понял, о чем она спрашивает, о какой женщине.
Кирилл пожал плечами:
— Спроси у мамы. Я не знаю, при чем тут она. Может, символ полной Свободы? Если подумать, в практике подобных символов очень часто присутствует женщина. Например, Марианна из работ Делакруа, посвященных французской революции. Фактический ее символ — помнишь? Та, с обнаженной грудью, во фригийском колпаке.
Анна кивнула. Но полная красок и жизни Марианна нисколько не походила на хранительницу Уробороса. Эта была лишена жизненной энергии. Как будто кто-то мешал ей ожить и доделать то, зачем она была создана.
Вздохнув, Анна поставила статуэтку на место. Точно так же — развернув лицом к комнате. В конце концов, глупо прятать эти маленькие произведения искусства! Если старухе они так противны, почему она не продаст их, выручив за эти бесценные реликвии неплохие деньги?
Третьей фигуркой она заинтересовалась еще больше.
Черная фигура. Легконогий юноша, похожий на эльфа. Он улыбался, и черты его лица были выполнены с тщательностью совершенно потрясающей. Насмешливая улыбка подчиняла своему обаянию.
— А это?
— Не знаю. Кажется, кто-то из черной плеяды. Хотя постой!
Он поднялся и взял статуэтку в руки. Проведя пальцем по фигурке, усмехнулся:
— Надо же! Мама их не выкинула… А ведь собиралась! С того самого момента, как они появились у нее, она ненавидит их и пытается управиться с ними. Кстати, я уже забыл, почему они оказались у нее. Кажется, ей завещал их какой-то ее друг. То ли священник, то ли художник. Завещание причем было такое странное — что, мол-де, только мама сможет понять их смысл и справиться с их силой! И поэтому она не рискует их выбросить, хотя мечтает об этом постоянно!
— Что? — возмутилась Анна. — Выкинуть это? Лучше бы отдала их в музей или продала на аукционе! Ты же не хочешь убедить меня в том, что они ничего не стоят?
— Стоят, — мрачно усмехнулся Кирилл. — О, ты даже представить себе не можешь, сколько они стоят! Но мама никому их не продаст. Скорее уничтожит.
— Почему это?
— Потому что, по ее словам, продав эти статуэтки, она рискует продать душу!
Он поставил эбонитовую фигурку назад, тщательно перевернув ее лицом к стене.
— Зачем? — Анна возмутилась. — Это ведь совершенно неподражаемая вещица! Почему вы ставите их лицом к стене?
— Мама говорит, так ей спокойнее жить в их обществе.
— И ты веришь во всю эту мистическую чушь?
Он еле заметно передернул плечом. Потом тихо сказал:
— Не знаю. Я не могу верить или не верить в то, о чем не имею никакого представления. Но если маме так больше нравится, это ее право. Может быть, так ей легче переносить тяготы жизни и сопротивляться им.
Сказав так, он перевернул к стене и женщину, и толстяка. Анна готова была поклясться, что фигурки в тот момент тихо простонали.
Она зажмурилась. Последнее время, мадам, вы стали чересчур чувствительны. Вам надо заняться нервишками: немного пошаливают.
Она знала, что все встанет на свои места, как только они переедут в Старую Пустошь. И снова дотронулась до конверта — вестника новой жизни. Спокойной и размеренной, где не будет места этим глупостям.
Спокойной и размеренной, как мерное тиканье часов на стене.
* * *
Только оказавшись в комнате, она поняла: что-то тут было не так. Взглянув на икону, она сразу заметила обеспокоенные глаза — о, как часто они менялись!
«Кто тут был? Опять он?»
По взгляду она поняла — да. Он.
«Вот дерьмо! — сплюнула в сердцах старуха.
— Теперь любимая его игра — запугивание маленьких детей! Что-то ты мелочиться стал, силенок маловато?»
Дети сейчас успокоились и явно забыли о происшествии. Павлик сразу же завладел ее коленями — она с трудом сдержалась от вскрика боли, когда он плюхнулся на них, но лишь рассмеялась, прижав его к себе. Он что-то рассказывал ей, делясь планами на будущее, но бабушка куда больше была озадачена странным молчанием Душки, которая вдруг опять погрузилась в себя, задумчиво поглядывая в сторону окна.
