Душка храбро прошлепала босыми ногами к шкафу и открыла дверцу.
— Никого, глупыш. Зря ты так боялся.
Он кивнул, облизнув пересохшие губы. Душка уже собралась уходить, но, взглянув в его умоляющие перепуганные глаза, передумала и сказала:
— Знаешь что? Мне тоже страшно одной. Поэтому я останусь здесь, ладно?
Он кивнул с видимым облегчением. Она забралась в его кровать и обняла его покрепче.
Через какое-то время он заснул снова. А еще немного погодя и уставшая от мыслей и опасений Душка сдалась на милость сну, попросив его только о милосердии.
— Не посылай мне кошмаров, — попросила она. — Я их терпеть не могу…
За окном тихо завывал ветер. Луна, белая, как блин, висела в небесах. Где-то очень далеко в чаще леса ухнула сова, предсказывая непогоду.
В Старой Пустоши воцарилась тишина.
— И где же мне ее искать-то?
Игорь недоуменно посмотрел на свои пальцы, как если бы его собственная рука решила настолько обнаглеть, что начала болтать без умолку и собиралась сообщить, куда переехала его Рита.
«Конечно, я перед тобой виноват», — думал Игорь, мысленно представляя себе Ритину улыбку, колечки ее темных волос, собранных в пучок на затылке, и стараясь понять, почему же тогда он решил ее оставить? Ведь она была и красивая, и умная, и…
— Ладно, — произнес он вслух, на сей раз обращаясь к огромной луне, смотрящей на него свысока. — Все-таки мне надо узнать, куда мне надлежит отправиться в поисках спасения?
Мимо него прошел невесть откуда явившийся в столь поздний час подросток с огромным сенбернаром. Игорь хотел уже отправить странную парочку домой — в конце концов, время уже позднее, не для лирических прогулок, — но подросток вдруг произнес странную фразу.
Так, обронил мимоходом.
Сначала Игорю послышалось «Спасите душу».
«Спасибо за совет, но я и так решил заняться этим на досуге», — хотел он ответить нахальному мальчишке, идущему вдаль совершенно неподобающей для смертного легкой походкой.
Мальчик приостановился, снова обернулся и опять повторил странную фразу.
Теперь Игорь ее услышал.
Старая Пустошь.
Вот что он сказал, этот странный паренек с собакой, которая смотрит чересчур умными и печальными глазами.
И еще Игорь вспомнил, что сексуально озабоченная девица тоже вещала что-то про Глухую Ветошь.
— Ну что ж, — сообщил луне повеселевший Игорь. — Старая Пустошь так Старая Пустошь. Попробуем там поискать Риту.
Часть вторая
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ
Дитя, боящееся тьмы,
Иль зрелый муж, прозренья
света избегая,
Кто большего достоин
сожаленья?
М. Фрихил
Глава 4
Утро в Старой Пустоши поразило Анну размеренностью и спокойствием.
Она проснулась в полной тишине и даже долгое время не могла сообразить, где находится.
Будильник был единственным напоминанием о прежней жизни. Он трезвонил, пытаясь заставить проснуться весь дом, — весело и настойчиво.
Анна поднялась с кровати, пытаясь найти ногами шлепанцы.
«Мы уже целую неделю в Старой Пустоши, — напомнила она себе. — И хотя многое тут меня удивляет, я начинаю привыкать. Человек ведь привыкает ко всему, не так ли?»
За эту неделю Анна устроилась на работу в местную больницу и сделала первое открытие.
В городе никто особенно не болеет. Несмотря на то что основной процент населения составляют люди старше сорока лет, они на удивление здоровы. Больше всего Анну удивлял цвет их лиц — настолько розовый, что иногда Анне хотелось заставить их хоть немного побледнеть, чтобы местные аборигены стали выглядеть более-менее нормальными.
Если такой ненормально здоровый цвет лица и непременные улыбки, будто приклеенные к лицам намертво, можно было отнести на счет необыкновенного воздуха, чистого и прозрачного, то второе открытие, сделанное Анной, обескуражило ее.
В Старой Пустоши было очень мало детей. А моложе трех лет вообще никого не было. В то же время Анна нередко находила в больнице забытые кем-то погремушки, а однажды ей даже встретились памперсы. Памперсы были почти новенькие, так что подозревать их в принадлежности детям более старшего возраста было глупо.
Третье открытие Анне тоже не понравилось — за всю неделю, пока они здесь были, в Старую Пустошь НИКТО НЕ ПРИЕХАЛ! Более того, никто отсюда и не уезжал. Даже на один день.
Когда же Кирилл попытался намекнуть Ариадне, что им хотелось бы съездить в город, навестить мать, та немного странно улыбнулась и сказала, что всю неделю она очень занята, а кроме нее, никто до автобусной станции подвезти не может. Возможно, в конце следующей недели она что-нибудь придумает…
Вообще Анна находила Ариадну единственным нормальным человеком в Старой Пустоши. Ее сослуживцы напоминали живых манекенов — передвигаясь по больнице, они продолжали хранить на лицах свои непроницаемые улыбки и на Аннины вопросы только вежливо отвечали односложными «да-нет», стараясь избегать более откровенных и полных разговоров. Хотя и Ариадна ей не нравилась, потому что она подозревала, что Кирилл слишком увлечен этой белокурой девицей с внешностью Боттичеллиевой Венеры.
Кирилл не работал, поскольку Ариадна еще не встретилась с его работодателем, но ему почему-то уже выплатили аванс, и теперь они стали окончательно напоминать себе новых русских, у которых количество денег и удобств резко превышает разумную необходимость.
Дети…
Они беспокоили Анну больше всего. Душка начала ходить в школу и, кажется, умудрилась подружиться там с какой-то девочкой, которая, впрочем, Анне совсем не нравилась. Что-то в личике Миры было хищное, лисье, и это придавало ее глазам ускользающее и лживое выражение. Но по крайней мере, можно было порадоваться тому, что Душка не одинока в этом таком чужом месте.
Вот Павлик…
О, как беспокоил Анну Павлик!
Павлик очень изменился, иногда погружаясь в молчаливую задумчивость, и начал бояться спать по ночам один, да и в основном он сидел дома один, пока не придет Душка.
Хорошо, что соседи — пара довольно милых старичков — сами вызвались посидеть с Павликом. Теперь Анна была спокойна за него, хотя ей казалось, что мальчик становится все бледнее и бледнее и пугается малейшего шороха, прижимая к себе любимого медвежонка.
Все это Анна перебирала в уме, стоя в ванной перед зеркалом.
— Но в конце-то концов, я всегда могу отсюда уехать, — повторила она в очередной раз утреннюю «мантру». — Я могу забрать детей и уехать, когда мне станет совсем невмоготу.
