Ах да… Еще в тот день шел дождь. Фигуры двигались под капюшонами и зонтами, безупречно черными на сером фоне, и в каждой фигуре была некоторая ненормальная заученность — как у заведенных игрушек.
Впереди шла очень странная пара. Игорь сначала не обратил на них внимания, но их явная дисгармония — о, они совершенно не подходили друг другу! — бросилась ему в глаза, и он невольно застыл на месте, в тщетной попытке понять, что может связывать этого неприятного мужчину в маленьких, словно прилепленных к носу, очках, высокого и худого, и маленькую девочку-подростка, которую он, бережно и властно опекая, обнимал за плечи.
Игорь закусил губы, пытаясь найти определение для состояния души девочки.
Она, как бы поймав его мысли, обернулась и посмотрела на него.
Он вздрогнул.
Понимание ужаснуло его — девочка была ОПУСТЕВШЕЙ.
Первые комья земли упали, с сухим треском очерчивая границу между миром живых и мертвых.
Девочка не изменилась в лице, все так же глядя вдаль сухими глазами, и только ее кулачки непроизвольно сжались.
Мужчина рядом показался Игорю чрезвычайно довольным. Он посмотрел на маленькую спутницу с нескрываемой радостью, словно те, кого хоронили, мешали ему целиком завладеть этим рыжеволосым сокровищем безраздельно.
— Уходи, пока ты не привлек к себе внимание, — услышал он за спиной женский голос, показавшийся ему похожим на Ритин.
Он обернулся.
— Рита?
За спиной никого не было. Похоже, ему показалось. Показалось, как всегда, когда шелестит плакучая ива, что в ее голосе скрыты голоса живых существ, которых ты любил.
От этого тоскливого ощущения было ему плохо и горько, и тем более тягостным было, что Игорю показалось, будто здесь пахнет заплесневелой вечностью.
И он понял, что ему в самом деле не хочется быть замеченным этими людьми, встретиться с ними глазами…
Он боялся, что их глазницы окажутся пустыми, и хотя это было просто фантазией, тем не менее ему очень этого не хотелось. Поэтому он шагнул в тень дерева, все еще наблюдая за рыжеволосой девочкой, — она стояла уже очень далеко, опустив руки вдоль тела, и равнодушно смотрела, как в разверстую яму падают комья земли, а мужчина за ее спиной улыбается, положив ей руки на плечи, точно ее… хозяин.
Быстро и неслышно покинув кладбище, Игорь вернулся в дом.
В тот дом, где раньше жила его Рита.
Ступив за порог, он понял смысл фразы «родное пепелище».
Дом не был ему родным, но оглушал пустотой. И в то же время в нем еще сохранялись остатки дыхания прежних владельцев.
Он прошел по всем комнатам. Ни-ко-го… Как будто люди ушли ненадолго, надеясь вернуться, и — растаяли в темноте. В вечности.
На столе в кухне стояли чашки и кофейник. Он посмотрел на дно — прокисший кофе отвратительно пахнул. Невольно поморщившись, Игорь выплеснул его в раковину. Зачем? Он сам не знал.
— Да уж, — пробормотал он, оглядываясь вокруг.
Большая кухня. Судя по всему, теперь — никому не нужно это роскошество. Эти зеркальные плитки, перемежающиеся с черными, инкрустированными золотом, в шахматном порядке.
Кухня сияла благополучием и всем, о чем мечтала Ритка в своей «двушке». Как будто ее мысли подслушали… Или попросту мечтания эти, по сути, были стандартными и банальными?
Теперь это никому не нужно.
«Почему никому? Охотники найдутся. «Придите в Старую Пустошь — и вы получите все, о чем мечтаете, чего нет у вас в жизни!»
Сны здесь окажутся явью. Он усмехнулся и едва сдержался, чтобы не разбить этот гламурный кофейник о сверкающие плитки, в которых навечно заблудилась Риткина душа.
В глазах стало горячо, он мотнул головой и быстро, слишком быстро, точно спасаясь бегством, вышел из кухни.
Центральная комната была стандартной для таких особняков — бездарное нагромождение неудобной мебели, огромный телевизор на стене, мертвые цветы в громадных напольных вазах… Шторы были задвинуты, ему нестерпимо захотелось их открыть, чтобы впустить сюда хотя бы иллюзию солнечного света. Но он не стал своевольничать в чужом жилище. Его не покидало ощущение, что он не один — кто-то смотрит на него, прислушивается и присматривается. Он тут гость. И — непрошеный…
В спальне на кровати валялась женская ночная рубашка — поперек кровати, точно брошенная телом навсегда… «Когда мухи сжирают душу, они принимаются за тело». И эта красная кружевная, с атласными вставками ночная рубашка сейчас точно служила иллюстрацией к этой фразе.
Он поспешно закрыл дверь и прошел в следующую комнату.
Это была детская. Стол с компьютером, снова огромный телевизор на стене, две кровати. Аккуратно заправленные.
На одной из них лежала книга, раскрытая на середине, — он взглянул на обложку. «Хроники Нарнии». Грустно улыбнулся, закрыл книгу.
В углу валялся медвежонок. Игорь поднял его и посмотрел в добродушные глаза-пуговки:
— Интересно, где твой хозяин? Или хозяйка?
Последний вопрос кольнул его в самое сердце. Хозяйкой маленького мишки могла оказаться и его дочь.
От медвежонка веял запах беды и одиночества.
— Положи его на место, — услышал он за своей спиной.
«Опять призраки…» — подумал он и, вздохнув, обернулся.
На пороге комнаты стояла та самая девочка, которую он видел на кладбище. Она протянула руку и попросила:
— Отдай его мне.
— Он твой? — спросил Игорь.
Ему показалось, что она хотела отрицательно мотнуть головой, но вместо этого девочка кивнула, не сводя с медвежонка глаз.
— Мой, — прошептала она.
Игорь протянул ей мишку. Девочка схватила его и прижала к груди, зарывшись личиком в плюшевую мордашку.
— Бадхетт, — прошептала она, — о, Бадхетт!
Глаза девочки были сухими от отчаяния. Игорю захотелось дотронуться до ее пушистых волос рукой и сказать какую-то милую глупость, хотя бы вот это: «Все будет хорошо, малышка». Если бы не лицемерие, которое он чувствовал в этой фразе, он бы так и сделал.
Она по-прежнему прижимала к себе медведя так, будто это было существо, самое дорогое для нее.
— Кто ты?
Ее вопрос прозвучал неожиданно в наступившей тишине.
— Я?
«А в самом деле, кто я? — подумал он. — Спившийся бывший священник, который захотел снова найти смысл? Псих, который разгуливал по лесу с призраком, так и не поняв, чего тот хотел от меня? Кто я и почему я тут?»
— Наверное, я просто заблудившийся человек, — сказал он.
Как ни странно, девочка вполне приняла его ответ.
— А что ты делаешь в моем доме? — задала она новый вопрос.
