— Почему Ламерик? — тихо, улыбаясь, спросил он и нежно погладил ее по голове.
— Ламерик — это символ недостижимого счастья, — пояснила Шерри. — Не отпускай меня, пожалуйста… Я могу снова испугаться.
— Чего? — рассмеялся он, послушно обнимая ее.
— Не знаю… Я трусиха. Я всегда нахожу чего бояться.
— Теперь не надо… Я что-нибудь придумаю, чтобы быть с тобой рядом, — пообещал он. — И Ламерик твой вполне достижимое счастье…
— Правда? — вскинула она на него огромные, счастливые глаза.
— Правда, — кивнул он.
Он понял, как продлить их счастье. Он возьмет два билета. И они поживут в этом Ламерике, раз ей так туда хочется. В конце концов, это материально, а материальное выполнимо.
Он вдруг представил себе, как им будет там хорошо — на берегу озера, и так захотел оказаться в Ламерике немедленно, прямо сейчас, вместе с Шерри…
И все еще боялся поверить, что она в его руках, она подошла сама и в ее глазах — весь свет мира…
— Дай сигареты, — попросил Бравин.
Ничего нет глупее, чем трахаться в машине. Зина приподнялась, потянулась за сигаретами. Бравин почему-то испытал глухое раздражение, глядя па ее полную руку. И на высокую прическу.
— Глупо как-то… Не лето, а мы как уроды бомжующие…
— А ты что хочешь? У меня родители, — огрызнулась она.
— Можно было ко мне…
— Спасибо. Чтобы твоя истеричка ворвалась внезапно. И устроила разнос.
В принципе, все вышло спонтанно. Бравин не смог с собой справиться. И в машине было тепло.
— Вон тем хуже, — хихикнула Зина. — Смотри, стоят, обжимаются… И пойти бедолагам некуда. Старый хрен, отсюда видно. Дома, наверно, супруга. А у девки и хаты нет…
Бравин приподнялся, закуривая, и увидел парочку, вызвавшую такой интерес у Зины.
Они стояли возле ротонды. Освещенные слабым светом луны. Отсюда было плохо видно бесплатное шоу, и Бравин тихо выматерился. Обычно такие типы имеют возможность снимать хату для удовлетворения потребностей. А тут было что-то не то. Как они стояли, точно дождя не было. И вообще — как будто их тут не было.
— Пугануть их, что ли? — с ленивой, плохо скрытой злостью проговорил Бравин.
Он и сам не знал, чем его так разозлила эта парочка.
— Да пускай себе, — рассмеялась Зина. — Нам-то до них дела-а-а… — Она потянулась и сладко зевнула. — Домой надо, — деловито сказала она. И стала одеваться.
Бравин кивнул.
Да. Надо домой.
Там, возле ротонды, мужчина взял лицо девушки в ладони и что-то говорил ей. Бравина разозлил этот жест — лица девицы он не видел, но почему-то ужасно хотелось раздавить эту пару. Как будто они делали что-то, оскорбляющее лично его. Ему недоступное…
Ехать надо было в обратную сторону, и, когда Зина поняла, что они едут в сторону ротонды, она нахмурилась и выкрикнула:
— Куда тебя несет? У нас времени нет! Меня отец убьет…
Но Бравин словно не слышал ее. Он осветил две фигурки у ротонды фарами и коротко, зло гуднул. Девица обернулась.
— Вот это номер, — пробормотала Зина. — Смотри, кто это!
Он сам узнал уже.
Ее лицо, с ослепшими от света фар и счастья глазами. Она продолжала улыбаться и не спешила даже освободиться от рук своего спутника, точно ее совершенно не волновало, что творится вокруг нее. Более того, она и Бравину улыбнулась приветливо, не зная, что именно он за рулем этой бесцеремонной машины.
Он мог остановиться. Выйти и дать им обоим по хорошей порции тумаков. Посмотреть, как они оба превращаются в комки грязи. Унизить их — обоих…
Но рядом была Зина.
Она, словно угадав его намерения, гут же принялась ворчать, что ее точно убьет панаша, и спросила с плохо скрываемой злостью, неужели его все еще заботит Шерри.
— Пет, — буркнул он, проезжая мимо парочки. — С какой стати меня должна заботить эта шлюха?
«И она свое всегда успеет получить… Чтобы узнать, кто хозяин».
Эти мысли его немного успокоили. Но, оставшись один, он долго сидел, уставившись в одну точку. Потом налил себе водки. И мрачно пробормотал:
— Я научу эту суку…
— Муж, — ответила Тоня на Димин вопрос.
Дима удивился тому, как глухо ударило сердце. Он испугался.
— Муж? — переспросил он по возможности беспечно. — Так ты замужем?
— Ага, была, — рассмеялась Тоня невесело. — Приобретала дурной опыт в жизни. Теперь вот иногда в нем просыпаются знойные чувства. Ко мне и к Пашке.
У Димы отлегло от сердца. «Была», — повторил он про себя. Ну мало ли где неразумные, юные леди шатаются по молодости?
— А теперь как? Мужей не прячешь в шкафу, как скелеты?
— В шкафу я прячу только ребенка, — честно призналась Тоня. — С мужьями на будущие двадцать лет завязано. Слишком много неприятных впечатлений…
— Ну вот, — протянул Дима. — А если я захочу быть твоим мужем?
На другом конце замолчали. Он слушал ее дыхание, пытаясь угадать, что она сейчас испытывает. Потом подумал, что она наверняка решила, что он пошутил.
— Я серьезно, — сказал он.
И сам испугался своей решимости. Сейчас она скажет ему: дурак, и повесит трубку.
— Дурак, — сказала она и засмеялась. Но трубку не повесила.
— Почему?
— Потому что, — понятно объяснила она и снова засмеялась.
— Я сейчас приеду, — то ли пообещал, то ли попросил он.
— Ночью? — удивилась Тоня.
— Я же дурак…
— Л, ну если так…
Она снова тихо засмеялась, и он подумал — какой у нее удивительный смех все-таки… Даже не видя ее — можно представить себе, как она выглядит. Смех удивительно ей подходит. Эти рассыпавшиеся колокольчики…
— Шерри до сих пор нет, — сказала она, обрывая волшебство смеха. — Я волнуюсь.
— Она на работе задержалась?
— Нет. Она сегодня встречается с ним…
Дима не знал, кто этот «он». Но спрашивать не стал. Просто вспомнил почему-то про их разговор про открытую дверь. И ляпнул:
— Она вошла в дверь.
— И не знает теперь, как оттуда выйти, — вздохнула Тоня.
— А зачем? Если ей там хорошо?
— А если — нет?
Он хотел возразить, что тогда она бы уже пришла вся в слезах. Но вместо этого снова сказал:
— Я сейчас приеду. Дождемся твоей потерявшейся подружки. И будем решать, что нам с тобой делать. Потому что так дальше продолжаться не может.
