– Далее, – улыбнулся он в ответ на улыбку Николаса. –
Современная Таганская улица триста лет назад была главной улицей черной
Семеновской слободы – вот вам и наша «черная слобода». Всё сходится, Фандорин,
все указанные в письме приметы. А теперь самое главное – про дом. Я поднял
документы по истории застройки на этом участке и обнаружил кое-что интересное.
Вот, смотрите.
Коллеги склонились над копией скучного, официального
документа с прямоугольным штемпелем.
– Дом №15, предназначенный на снос как ветхий и не
представляющий культурной и исторической ценности, был выстроен в 1823 году
купцом Мушниковым. В 1846-ом, 1865-ом и 1895-ом перестраивался. В 1852-ом и
1890-ом горел. Одним словом, обычная история обычного московского дома,
зацепиться вроде бы не за что. Но… – Болотников положил поверх ксерокопии
тетрадь со своими записями. – Смотрите-ка, какие факты мне удалось откопать.
Во-первых, фамилия владельца. Неизвестно, кто именно из Мушниковых построил
дом, но вообще-то Мушниковы – довольно известная в прошлом веке семья хлыстов,
которые, должно быть, устраивали в интересующем нас доме молитвенные собрания и
бдения. Число тринадцать у одного из хлыстовских течений имело особый,
сакральный смысл, чем, очевидно, объясняется и диковинное количество окон.
– Это все замечательно, – забеспокоился Николас. – Но при
чем здесь фон Дорн? Он ведь жил на полтора века раньше!
– Погодите, погодите. – Архивист подмигнул с видом Деда
Мороза, который сейчас достанет из мешка свой лучший подарок. – Про дом
Мушникова написано, что он «бревенчатого строения поверх белокаменного
фундамента, единственно уцелевшего от бывшей на том месте ранее деревянной же
дубовой постройки – колдуновского дома, что сгорел при пожаре 1812 года». Почти
вся эта часть города при нашествии французов выгорела и отстраивалась
постепенно, на протяжении полутора десятилетий.
– Колдуновский дом – это по фамилии прежнего владельца? –
осторожно, словно боясь спугнуть добычу, спросил Николас. – Или…
Болотников улыбнулся:
– Похоже, что «или». В одном из полицейских донесений
Таганской части, датированном 1739 годом, мне попалось упоминание – единичное,
мимоходом – о каком-то «колдуновском доме, он же валзеров». А в росписи
окладных жалований Иноземского приказа за 1672 год и потом еще в деле о
заготовке лекарственных трав Аптекарского приказа от 1674 года я дважды
обнаружил имя «апотечных дел мастера немчина Адамки Валзера». Вам отлично
известно, что москвичам той эпохи аптекарь, да еще из басурман, должен был
представляться колдуном.
– Немец! – вскричал Фандорин. – И Корнелиус был немец!
– Так-то оно так, но на этом факты, которыми мы располагаем,
исчерпываются и начинаются предположения. Каким образом вышло, что на фасадной
стороне послепожарного дома оказалось столько же окон, сколько было в доме
аптекаря? Случайное совпадение?
Магистр затряс головой:
– Конечно, нет! Мушников наверняка купил участок с
развалинами Колдуновского дома именно потому, что хлысту такое неординарное
количество окон должно было показаться доброй приметой. Возможно, дом выгорел
не дотла и контур фасада еще просматривался. Или же просто сохранилось
воспоминание о допожарной постройке с чертовой дюжиной окон. Ведь после
нашествия Наполеона миновало каких-нибудь десять лет.
– Вот и я так думаю. – Максим Эдуардович отодвинул бумаги в
сторону, повернулся к Фандорину и сказал, чеканя слова. – А самое для нас
существенное то, что Мушников отстроился на том же самом фундаменте. Вот вам
«подклеть знатна» – и при Великом пожаре не сгорела. Надеюсь, вы понимаете,
Фандорин, что это значит? И договорил громким шепотом. – Нам не нужны ни спонсоры,
ни чиновники. Мы можем добыть Либерею сами!
* * *
На подготовку пришлось потратить целых три дня, хотя
кладоискателей одолевало мучительное нетерпение. Николасу удавалось уснуть
только перед рассветом – на два-три часа, не больше, а Болотников, судя по
красным векам и кругам под глазами, кажется, и вовсе лишился сна.
Время ушло не на заготовку необходимых инструментов –
Фандорин просто передал Сергееву список, и в тот же день на Киевскую доставили
две легких швейцарских лопаты какой-то особенной конструкции, две кирки,
домкрат, два обычных дворницких лома, фонари, веревочную лестницу и
электрический бур – на случай, если придется делать шурфы.
– Подземный ход копать будете? – спросил Владимир Иванович
как бы в шутку, а сам так и впился своими серыми глазками в кипу бумаг,
лежавшую на столе.
– Да, надо кое-что поискать, – небрежно ответил Фандорин.
– Ясно, – кивнул полковник.
Из-за него и произошла проволочка. Три вечера ушли на
отвлекающий маневр. Партнеры выезжали со всем инструментарием на какие-нибудь
произвольно выбранные развалины (сначала на руины фабрики в Текстильщики, потом
в Замоскворечье и в Марьину Рощу), начинали ворочать глыбы и копать землю.
В первый раз явился сам Сергеев. Походил, посмотрел. Уехал.
Во второй раз полковника уже не было, но из-за обломков то и
дело выглядывали охранники. Когда сунулись совсем близко, Николас произвел
мобилизацию: вручил молодым людям лопаты и велел перетащить с места на место
огромную кучу мусора. Мальчики вспотели, перепачкали свои замечательные
костюмчики, одному зашибло щиколотку упавшим кирпичом.
В третий раз Фандорин и Болотников трудились в полном
одиночестве охрана осталась снаружи и интереса к копательству полоумных
историков больше не проявляла. Это означало, что пора, можно.
План составился такой. Сергеевских красавцев поставить на
углах дома номер 15, чтобы никто не совался – проблемные подростки, алкоголики,
бесприютные любовники, да и с милицейским патрулем, который заинтересуется
лучом света, мелькнувшим в подвальном окошке, охранники тоже без труда
договорятся. Николас и Болотников вскроют гнилую дверь, спустятся вниз и будут
следовать инструкциям Корнелиуса фон Дорна. Если (о если!) удастся что-то
найти, попытаются сделать самую предварительную и приблизительную оценку клада,
но наверх выносить ничего не будут. Более того – для конспирации поедут завтра
и даже послезавтра еще на какие-нибудь развалины, а тем временем решат, как и в
какой форме объявить городу и миру о грандиозной, умопомрачительной находке.
Прибыли на Таганскую во втором часу ночи. На улице ни души,
тихо. Фандорин посмотрел вправо, влево, вверх. Увидел, что луна пытается
подглядеть за искателями сокровищ сквозь неплотные тучи, да всё никак не
пробьется, и небо от этого черное и серое, похожее цветом на мраморное
надгробье.
