Фандорин вспомнил небрежную грацию, с которой Шурик некогда
ударил его ногой в пах, и стал быстро разматывать лестницу. Утверждение о том,
что Седой якобы велел оставить «отвязного мужика» в живых стопроцентного
доверия не вызывало. Но разве был выбор?
Зацепил крюки верхней части за доски. Подергал – вроде
крепко. Стал спускать конец с грузилом в темноту. Довольно скоро снизу донесся
глухой звук, грузило достигло дна. Неглубоко, меньше десяти футов.
Усилием воли Фандорин заставил себя забыть о том, что,
вполне возможно, живым из этого подземелья ему уже не выбраться. Тайна всё
равно оставалась тайной и сейчас, перед лицом смертельной опасности, манила
ничуть не меньше, чем прежде.
Что там, во тьме? Неужели кованые сундуки с древними
манускриптами?
Ноги коснулись чего-то мягкого, упругого.
Николас посмотрел вниз – благо Шурик подсвечивал сверху
фонарем – и вскрикнул. Кроссовка упиралась в грудь мертвого Максима
Эдуардовича.
Магистр поспешно шагнул в сторону. Под ногами был не камень,
земля. На ней толстый серый слой пыли, почерневшие деревяшки – вероятно,
когда-то они были приставной лестницей.
Круг света стал расти – Шурик отвернул фокатор. Да, пол
земляной, глинистый. Глина – естественная защита от подземных вод. Устраивать
книгохранилище в каком-нибудь ином грунте было бы безумием.
У левой стены лежало что-то широкое, деревянное. Судя по
прямоугольной форме и полуутонувшей в пыли бронзовой чернильнице столешница.
Фандорин тронул край доски ногой, и целый кусок рассыпался в труху. А вот и
столь же ветхие обломки деревянного кресла. Кусочки стекла, осколки глиняной
посуды, несколько пустых пузырьков причудливой формы. Что здесь было –
лаборатория? Аптечный склад?
Помещение оказалось не таким уж большим, гораздо меньше
верхнего подвала. Никаких сундуков. Вообще ничего, что бросалось бы в глаза.
Царство пыли. Даже с потолка свисали серые лохмотья.
Николас захлюпал носом, чихнул – раз, еще раз.
– Доброго здоровьица! – гаркнул сверху Шурик.
Эхо было таким гулким, что Фандорин вздрогнул.
– Есть хабар? – нетерпеливо спросил весельчак, поворачивая
фонарь то так, то этак.
Какая-то продолговатая куча на полу.
Присев, Николас смахнул рукой пыль. Скелет! Разинутый
зубастый рот. Одежда истлела, лишь в чаше таза блестит медная пряжка, да меж
позвонков посверкивают пуговицы. Вот они – «мертвые кости», которых Корнелиус
бояться не велел. А всё равно жутко.
Чуть в стороне еще какая-то куча, поменьше.
Фандорин осторожно разгреб пыль (теперь уже не рукой,
кроссовкой).
Волокна грубой сгнившей материи. Рогожа? Пожалуй. Как там
было, в письме: «А Замолея под рогожею не имай души спасения ради»?
Что это блеснуло из прорехи нестерпимо ярким сиянием?
– Есть… – зачарованно выдохнул магистр. – Есть!
– Есть! – с удовлетворением повторил Шурик куда-то в
сторону, непонятно к кому обращаясь.
Не прошло и секунды, как сверху донесся сочный звук неясного
происхождения, нечто среднее между «шмяк!» и «хрусть!».
Николас обернулся и увидел, как на пол падают очки, а следом
за ними свалился и сам Шурик. Он рухнул прямо на неподвижное тело архивиста,
перекатился на пол и остался лежать ничком. На макушке из-под соломенных волос
обильно сочилась черная кровь – прямо на глазах Шурик превращался из блондина в
брюнета.
Фонарь, однако, не упал, остался, где был – на краю люка.
Свет вдруг закачался, стал сжиматься и усиливаться, а потом превратился в узкий
и яркий луч, светивший прямо в глаза ничего не понимающему Фандорину.
– Кто это? – крикнул Николас, закрываясь ладонью. – Игорь,
Саша, это вы?
Но ответил не один из охранников, а лично начальник
департамента безопасности «Евродебета» Владимир Иванович Сергеев:
– Это я, мистер Фандорин. Ваш ангел-хранитель. Николасу
послышалась в голосе полковника насмешка. С чего бы?
– По-моему, он убит, – сообщил Сергееву магистр. – Вы не
рассчитали удар. Чем это вы его?
– Да вот этим, – ответил невидимый Владимир Иванович, и
рядом с Фандориным брякнулось об пол что-то металлическое. Обломок трубы с
мокрым пятном на зазубренном конце.
Во всем этом было что-то странное.
– А где ваши сотрудники? – спросил Николас. – Я не понимаю,
как он мог пройти мимо них незамеченным.
– Ребят я отпустил, пускай поспят, – добродушно откликнулся
Сергеев.
– Решил, подменю их сам. Ну, что вы там такое нашли,
мистер-магистер? Показывайте.
Луч сполз с лица Фандорина, порыскал туда-сюда и остановился
на истлевшей рогоже, из-под которой снова замерцали веселые искорки.
– Вот она, голубушка, – пробормотал полковник. – Невелика,
да знать ценна, если Седой из-за нее на уши встал.
– Так вы всё знали? – тупо спросил Николас. – И Иосиф
Гурамович, выходит, тоже?
Сергеев свесился в дыру пониже, и теперь его лицо
подсвечивалось сбоку – черно-белое и жуткое, как маска злодея из театра Но.
Беззвучно, с придыханием рассмеявшись, Владимир Иванович
сказал:
– Coco ничего не знает, он – козел, а в этом мире, дорогой
сэр, козлам не светит. Вот Седой, тот орел. Профессионал всегда знает, на чьей
стороне ему быть, особенно если нужно выбирать между орлом и козлом.
– Так вы работаете на Седого?! Но… но зачем же вы тогда
убили Шурика?
– Полковник Сергеев будет на стреме стоять, а весь навар
достанется Шурику? – хмыкнул глава безопасного департамента. – Нашли шестерку.
Да если б не я, хрен бы Седой узнал, что за банкет намечен на эту дивную ночь.
Откуда, откуда такая осведомленность? – мысленно содрогнулся
Фандорин. Ответ был на поверхности, постыдно элементарный: жучки. Квартира на
Киевской наверняка прослушивалась, коварный полковник был в курсе всех
совещаний и обсуждений, только докладывал о ходе поисков не своему шефу, а его
противнику.
Я пешка, подумал магистр. Меня использовали, мной вертели,
как хотели. Алтын была права: я ежик в тумане.
И все же не всё здесь было ясно.
– Неужто вы думаете, Сергеев, что Владик, то есть Седой,
простит вам убийство своего верного помощника?
