Продвинутый ессей подпиливает мой мокроступ! Для чего, зачем, за что, в конце-то концов! Почему меня преследуют, почему издеваются? Кому я перебежал дорогу? Продвинутый ессей не может так ошибаться, он наверняка должен понимать, что перед ним всего лишь тихий незаметный ученик, с трудом осваивающий начала учения.
Эти мысли требовали тишины и одиночества, я потянул на себя дверь, вошел в комнату и… остолбенел. На моей кровати, закутанный с головой в черный плащ воинов, сидел человек. Столбик солнечного света освещал комнату, но лица человека не было видно. Капюшон низко свисал со лба, только глаза мерцали сквозь глубокую тень.
Человек стал медленно поднимать вверх руки. Опережая его, я направил ладони в сторону кровати и приготовился выпустить томление.
Глава XII
Взлом печати
– Остановись, Шуа!
Человек откинул капюшон. Я узнал его в первое же мгновение. Узнал, но не поверил собственным глазам. Наверное, изумление так явно проступило на моем лице, что человек усмехнулся.
– Да, это я. Не ожидал?
Я опустил руки и подошел к своей кровати.
– Нет, Гуд-Асик, не ожидал. Мне даже в голову не приходило, что ты можешь оказаться в обители.
– Поэтому ты хотел тряхнуть меня, как Тития, а? Свет почти вылетел из твоих ладоней.
– Свет? – я удивился еще больше. – Откуда ты знаешь про Свет?
Гуд-Асик усмехнулся и озорно тряхнул масляно блестящими кудельками коротко подстриженных волос.
– Я про тебя многое знаю, Шуа. Ты ведь мой подопечный.
– Да, конечно, ты спас меня от рабства. Если бы не твое вмешательство… даже подумать страшно. Но все-таки, каким ветром тебя занесло в обитель?
– Разве ты не расслышал моих слов, Шуа? Я твой попечитель.
– Попечитель!?
Это было уже слишком. Раскрыв рот, я молча опустился на постель возле Гуд-Асика.
– Чему ты удивлен? – улыбаясь, спросил он. – Было бы лучше, если бы к тебе приставили древнего старца, наподобие Звулика, и он днями напролет читал нотации?
– Можешь не говорить, из какого ты направления, – сказал я, обретя дар речи. – Ты воин.
– Зная историю наших отношений, – усмехнулся Гуд-Асик, – только совсем недалекий человек мог бы прийти к иному выводу.
– Да, действительно, – я смутился. Рассуждение Гуд-Асика выглядело очень разумным.
– А во-вторых, – продолжил мой попечитель, – ты уже достаточно долго живешь в обители, чтобы не знать, какое направление носит черные плащи.
– И это верно.
– Так что же ты тогда хотел сказать, Шуа?
– Я подумал… мне показалось… я вспомнил Шали. Он считает себя почти воином и тоже подтрунивает над учителем Звулуном. Вы все называете его Звуликом?
– Все, это кто?
– Воины.
– Ну, конечно же, нет. Случайное совпадение. А ты, я смотрю, скор на выводы.
– Вовсе нет. Тоже случайное совпадение.
Мы рассмеялись, и я подумал, что мне необыкновенно повезло.
– Слушай, попечитель, – спросил я. – Одного не пойму, как же ты, воин, попался этому негодяю Руфу?
– Уф! – воскликнул Гуд-Асик. – Меня уже об этом расспрашивал глава направления. А теперь ты начинаешь приставать. Знаешь, есть вещи, о которых стыдно рассказывать. Тебе разве доставляет удовольствие видеть страдания твоего попечителя?
– Нет, что ты, конечно же, нет. Не хочешь – не рассказывай.
– Да ладно, я пошутил, какие еще страдания. Но ты же хотел окунуться, иди, прополощись.
– Послушаю твой рассказ и пойду.
– Все он хочет успеть, этот парень, – улыбнулся Гуд-Асик. – Но вынужден тебя разочаровать, особенно рассказывать не о чем. Меня послали с заданием в Дамаск. С каким – даже не спрашивай, – все равно не скажу. Я вышел после полуночи, когда луна особенно хорошо высвечивает желтую линию.
– Луна? – удивился я. – Учитель Енох ничего не говорил об этом.
– Вспомни, сколько всего уроков ты успел у него получить, и устыдись вопроса. Итак, я вышел после полуночи. Ночь выдалась лунная и тихая. Все вокруг блестело и переливалось, я быстро поймал линию, пустился в дорогу и к утру уже был в Эфрате.
– К утру? – я широко раскрыл глаза. – Ты поднялся от Кумрана до Эфраты за полночи?
– Конечно, что тут удивительного. Не пешком ведь шел.
– Да, действительно. Я просто никак не могу привыкнуть.
– Ну вот. Хоть и не пешком, но все-таки изрядно устал. Да и бессонная ночь сказывалась. Пришел я на площадь, к фонтану. А там только-только крестьяне начали расставлять возы, быков выпрягать. Усмотрел я повозку, полную душистого сена. Дай, думаю, залезу вовнутрь, посплю немного и дальше в путь. Кто меня в рыночной толчее заметит?
Я внимательно смотрел на Гуд-Асика и дивился произошедшей с ним перемене. Тогда в Эфрате он выглядел мальчиком ненамного старше меня. Я хорошо помнил россыпь мелких розовых прыщиков на его лбу, шмыганье носом и вообще полудетские повадки. Теперь, укрытый черным плащом воина, передо мной сидел юноша, почти мужчина.
– В общем, – тем временем рассказывал Гуд-Асик, – выбрал я момент, когда никто в мою сторону не смотрел и юркнул в сено. Заполз поглубже и заснул сном праведника. Все равно до ночи из Эфраты я бы не ушел. Сам понимаешь, если кто увидит человека, летящего вдоль желтой линии, он надолго запомнит такое зрелище.
Мой план был таков: выспаться хорошенько, потом посидеть в какой-нибудь роще до середины второй стражи и к утру быть в Дамаске. Но этот негодяй Руф, видимо, заприметил, как я забирался в сено. В общем, очнулся я от того, что меня вязали по рукам и ногам крепкими веревками. Потом забили в рот кляп, бросили в телегу, накрыли вонючей рогожей и отвезли во двор Тития. Сделать я ничего не мог: слишком людное место, если бы я стал прорываться через этих недоумков, получилось бы чересчур много шума.
– А ты бы смог в одиночку раскидать столько человек?
– Раскидать? – Гуд-Асик усмехнулся. – Раскидать толпу трусливых рабов не составляет никакого труда. Если бы там оказались легионеры или хотя бы сирийские наемники, с ними бы, конечно, пришлось сложнее.
– Ты не обманываешь меня, Гуд-Асик? Как может мальчик справиться с вооруженными римлянами?
– Справиться, очень правильное слово. Тебе его Малих подсказал?
– Нет, само пришло на язык.
– Хорошие слова к тебе на язык приходят. Справиться – вовсе не означает победить в открытом бою. Кто побеждает в схватке, ты уже знаешь?
Мне даже не пришлось делать усилие, мысль сама выскочила из ящичка в голове, и я мгновенно ответил.
– Тот, кто уклоняется от нее.
