Кроме того, маловероятно, что он получил от наставников право на убийство язычников или сынов Тьмы. Учитель Малих частенько повторял:
– Смерть это страшная, непоправимая ошибка. Пока человек жив, он может изменить свои пути, выбрать стезю истины и даже стать ессеем. Смерть отрезает любую возможность духовного продвижения, поэтому право лишить человека жизни принадлежит лишь самым избранным и посвященным.
Вряд ли Гуд-Асик, при всем моем уважении к его духовному росту, сумел подняться до такой высокой ступени.
– Ну не можешь, так не говори, – мирным тоном отозвался Кифа. – У каждого есть свои секреты. Однако мы заболтались. Давай, окунайся.
Я быстро сбросил одежду и с удивлением заметил, что мое тело покрылось каким-то серым налетом. Налет легко отшелушивался под ногтями.
– Это соль, – раздался голос Кифы. – Соль Соленого моря. Она заживляет царапины и порезы, снимает раздражения, потертости. Но чешется страшно.
Я не мог ответить, ведь без одежды нельзя разговаривать, поэтому только благодарно кивнул и стал спускаться по ступенькам в бассейн.
Привычный ледяной ожог окатил ноги. Холодная, прозрачная вода смывала страхи, неуверенность и сомнения. Я выдохнул воздух и быстро погрузился с головой.
О, святое блаженство окунания! О, чудесная стылость, оживляющая ум и пробуждающая чувства. Через три погружения, когда дрожь первого ожога отступила и тело привыкло к холоду, я присел на корточки и постарался задержаться под водой как можно дольше.
Ватная тишина, залепившая уши, была глубже и глуше безмолвия Кумранских подземелий, и почти всегда во время такого сидения под водой мне в голову приходили неожиданные мысли. Вдруг начинали пониматься трудные моменты учения или совсем в ином свете представать события моей жизни.
Сейчас я проделал это с некоторой опаской: голос змея еще звучал в моем правом ухе, а воспоминание о его холодном, щекотном языке не давало сосредоточиться.
Я ухватился руками за последнюю ступеньку и скрылся под водой. Увы, никаких мыслей мне в голову не пришло, но зато я совершенно отчетливо различил шипение, похожее на шипение огромной змеи. Оно звучало в моем правом ухе, и я, испугавшись, отпустил ступеньку и выскочил наружу.
Неужели он сумел проникнуть в священные бассейны? Но ведь это невозможно! Наверное, мне просто послышалось.
Я набрал полную грудь воздуха и снова опустился под воду.
Тихо. Никакого шипения. Благодарение Свету, мне послышалось. А сейчас нужно с пользой использовать мгновения полной чистоты и отделенности. Стоит подумать о сломанном мокроступе. Кто, кроме нас, был там, на узкой полоске песка? Кто ловко сумел скрыться не только от наших глаз, но и от самого учителя Еноха? И зачем неизвестный преследователь подпилил мне мокроступ?
– Ш-ш-ш-ш, – раздалось в правом ухе шипение. – Ш-ш-ш-ш!
Змей явно хотел выговорить мое имя, но не мог, видимо, благословения защиты обители сковывали его язык. Я выскочил из воды.
О, Свет всемогущий! Самое страшное, что я не могу ни с кем посоветоваться.
«Никому не рассказывай об этом, – вспомнил я слова отца – Никому и никогда. Иначе тебя сразу вышвырнут не только из Хирбе-Кумран, но также из общины».
– Ты чего такой взъерошенный, – удивился Кифа. – Опять на камень наткнулся?
Я отрицательно помотал головой.
– Молчишь, праведник? – удовлетворенно отметил он. – Ну что ж, не разговаривать без хитона – хорошая привычка. Молчи, молчи. Только поторопись, учитель Звулун должен тебя осмотреть.
«Осмотреть? Вот так новость. Такого до сих пор не бывало!»
Я с трудом дотерпел до конца переодевания и, как только небольшая черная шапочка покрыла мою макушку, немедленно спросил:
– Что еще за проверка, Кифа?
– Обыкновенная, не волнуйся ты так. Ишь, как глаза от испуга засверкали.
– Да я вовсе не боюсь учителя Звулуна.
– Вижу, вижу. Он разве тебя не проверял после первого погружения?
– Нет, просто поговорил и все.
– Ну-у-у, видно ты здорово на него подействовал, если он пропустил тебя без проверки.
– А что он проверяет?
– Не что, а кого. Осматривает каждого избранного раз в два-три месяца. Может, болезни какие начинаются, а ты еще не заметил, или другая сторона незаметно печать свою наложила.
– Другая сторона?
– Ну да, то, что противоположно Свету, называется другой стороной. Иди же, иди, учитель ждет.
– Постой, постой, Кифа. А что делают с теми, на кого печать наложена.
– Фью! – Кифа присвистнул, – что с ними делают! Лучше в эту постель вообще не попадать.
– Ну а все-таки?
– Первым делом пытаются печать уничтожить. Сломать – на жаргоне терапевтов. Сначала Звулун, потом глава направления, затем – сам Наставник. А если не получается – что можно поделать, – он сокрушенно развел руками. – Не всем на свете дано быть ессеями и вовсе не каждый может стать избранным.
– Ты хочешь сказать, что бедолагу выгоняют из обители?
– Ну, это еще самый легкий вариант. Могут и отлучить от общины.
– Но чем он виноват? Ведь не по своей же воле он печать заработал!
– По своей, не по своей – какая разница. Если он представляет опасность для всей общины, приходится жертвовать малым для спасения большего. Но ты не волнуйся, как правило, печать удается сломать. Звулик щелкает их, точно птица зернышки. И кроме того… – Кифа многозначительно замолчал.
– Что кроме того?
– Сам посуди, другая сторона не станет приставать, к кому попало. Она выбирает лишь тех, у кого внутри есть червоточинка. Подобное притягивает подобное, учитель Малих должен был тебе это разъяснить. В общем, не жалей бедолаг, – он чуть презрительно усмехнулся, давая понять всю несостоятельность моего определения. – В нашей войне не бывает случайностей и напрасных жертв. Свет не ошибается, и другая сторона тоже. Знаешь, почему она так называется?
– Нет, – честно признался я.
– Другая сторона Света. Она тоже Свет, только в скрытой форме. Потаенная сердцевина высшего желания. Как говорил Учитель праведности: она соблазняет «бедолагу», она же его судит, и она же приводит приговор в исполнение.
Звулун ждал меня у входа в каморку.
– Садись, – приказал он, указывая на камень, тот самый, сидя на котором, я расстался со своей шевелюрой. Я стал усаживаться и тут же вспомнил, как Звулун отвечал на мои не произнесенные вслух слова. Если он и сейчас начнет шарить в моей голове, несомненно, обнаружит там Змея. Что же делать?
Не успели мои ноги прикоснуться к поверхности камня, как план защиты был готов. Усевшись, я закрыл глаза и стал представлять фиолетовую поверхность Соленого моря, палевые горы, дрожащее сияние солнца, плавающее в мраморно-голубой воде.
