– Вот и я! – Таня снова уселась в кресло, но на сей раз до самой спинки, удобно расположив руки на подлокотниках. – Где же чай?
– Иду, иду.
Я вышел в ванную, вылил остатки заварки, и набрал свежей воды в электрический чайник. Если она просидит у меня еще часа полтора, я попытаюсь пережечь связь. Надо будет проинструктировать Мотла, как вести Таню, пока она привыкнет жить с измененной энергетикой. Странно, как он сам этого не заметил. А может, не захотел? Вещи слишком явно лежат на поверхности, психометрист уровня Мотла не мог не обратить на них внимание.
Я заварил чай и поставил его набирать силу. Таня внимательно наблюдала за моими действиями. Двенадцать двадцать, времени остается не так уж много.
Да, и еще одно. Духовность не существует в отрыве от этики. Все, что является поистине духовным и не может противоречить этическому. Вот главное правило проверки любых движений и организаций. Если бы кто-нибудь удосужился сообщить «друзьям» этот простой принцип, скольких разочарований и бед они смогли бы избежать.
– Я продолжу? – спросила Таня.
– Да, да, конечно.
–Следующий вечер я тоже провела у Вилии; пришли Видмантас с Виргой и долго анализировали, обсуждали подробности моей поездки. Все оказалось значительным, и ночь в Домодедово, и разговор в справочной Нукуса, и каждое слово Мирзы и Абая, из тех, которые я решила рассказать. Толик маячил в моем рассказе почти за кулисами, его опыт с Йллой и наши отношения остались вне разговора.
–Знаешь, как со мной было? – спросила Вирга и, не успев получить ответа, принялась рассказывать.
– Мы прилетели к Мирзе в Москву, на один день. Всю дорогу я просила Космос избавить меня от испытания мечом Мастера. Целый день просидели на полу в какой-то квартире, пили, молчали. Потом Мирза показал мне пальцем на ковер рядом с собой. Видмантас был рядом, и я, и он понимали – это просто работа, духовное совершенствование, но все равно было стыдно. Я начала раздеваться, а про себя шептала – Видмантас, Видмантас, Видмантас. Потом я легла на ковер и начала представлять, будто это он сейчас ляжет на меня и сделает то, что мы всегда с ним делаем. Мирза посидел, посидел, потом опустил мне ноги и велел одеваться. Не тронул.
– Наверное, – предположила Вилия, – твое исправление, внутренняя работа заключается в другом.
– Наверное, – согласилась Вирга.
Видмантас молчал, прикрывая ладонью горделивую улыбку.
На второй день я вспомнила про остатки еды и принесла их к Вилии.
– Абай просил, если останется, угостить Игоря и Видмантаса.
– И ты молчишь! – вплеснула руками Вилия. – Это ведь очень важно.
Видмантас с Виргой примчались через двадцать минут, Игорь и Юрате появились спустя полчаса. Вилия расстелила на ковре чистую скатерть и разложила засохшие лепешки, конфетки в цветастых обертках, куски халвы. Игорь привез водку.
–Здравствуй, красна девица! – произнес он, раскрывая объятия, – мы теперь одной крови, ты и я!
Я смиренно подошла под высочайшую руку, но объятие и поцелуй оказались очень теплыми, без намека на «раскрутку». Похоже, Игорь действительно был рад меня видеть.
Съели все, что я привезла, выпили водку, я снова рассказала историю. Игорь внимательно слушал, поглаживая бороду.
– Здорово, – сказал он, после конца рассказа. – Везет же людям! Тут годами бьешься о борт корабля, а некоторым все преподносят на блюдечке. Ты хоть поняла, что с тобой делали?
Я отрицательно покачала головой. Пусть объясняет, на то он и Мастер, хоть и местного масштаба.
– Сначала Абай подключил тебя к «саматхи», состоянию покоя. В него попадают после многих часов медитации, после долгих лет тренировок. Ты влетела в него, не успев переодеться, прямо в сапогах. Потом Мирза пробудил в тебе «кундалини», и прокачал все твои каналы сверху донизу. Абай, насколько я понимаю, попытался сменить полярность чакр, но Мирза остался недоволен результатом. Не знаю, чем уж ты заслужила такое отношение, но напоследок Мастер поменял тебе энергетику: выжег старую и на ее месте построил новую. Я о таком только слышал, тут нужны океаны энергии. То-то он поутру еле ноги волочил, попрощаться нормально с тобой не мог. Даже такого гиганта, как Мирзабай, подкосило.
Я слушала, чуть рот не раскрыв от изумления. Прямо на моем теле совершалось простое чудо интерпретации, все выглядело логично и красиво, хотя к реальности не имело ни малейшего отношения. Без стеснения Игорь проводил подмену настоящей жизни придуманным мифом, а его ученики внимали с восторгом, развесив огромные, как у слонов, уши.
Около двух недель я оставалась в центре внимания нашей компании, мы собирались у Вилии и на разные лады обсуждали каракалпакские приключения. Потом, спустя несколько месяцев, выяснилось, что я была единственной дурочкой, так детально рассказавшей все подробности. О, расскажи я действительно все, меня бы оставили в фокусе еще на несколько недель, но постепенно интерес угас, да и мне стало не до того: начались занятия в школе, потянулись домашние задания, проверки тетрадей, контрольные и прочая рутина учительской жизни.
Выговорившись, выплеснув из себя трепет и накал событий, я смогла взглянуть на них со стороны, оценить собственную роль и ее место в общей картине игры. Странно, «друзья» утверждали, будто я прошла значительный отрезок по дороге учения, но никаких внутренних перемен я не ощущала – мир оставался таким же загадочным и туманным, как до начала духовной работы.
Да и сама работа оставляла меня в недоумении – кроме энергетических упражнений и безусловного подчинения всем указаниям Мастера, от ученика ничего не требовалось. Как-то так получилось, что требования Мастеров оказывались в одной и той же области.
– Если вскрыть голову любого человека, – отвечал мне Игорь, – то внутри окажутся три самые простые вещи: кто начальник, чья писька, и где деньги. Мастер работает как зеркало, что есть в ученике – то он видит в Мастере. И поскольку у большинства людей в голове одно и то же, то и видят они похожие вещи. А потом обвиняют Мастера, мол брутален и груб! Себя вините, родные мои, прежде всего самих себя.
С Игорем я иногда пересекалась у Вирги и, пользуясь случаем, задавала вопросы. На отдельную аудиенцию у меня больше не было терпения – воспоминания о засыпанной клочками бумаги прихожей и давно не мытом унитазе убивали любой интерес. Но постепенно вопросы сошли на «нет»; вернее, ответы, которые давал Игорь, ничего не проясняли: за одной дверью оказывалась другая, за другой – третья. Я начала отдаляться от друзей, все больше времени проводя в одиночестве, размышляя о происшедшем и копаясь в библиотеке.
Аутентичной литературы о Средней Азии оказалось совсем немного: бегло пробежав тома официальных летописцев и литераторов, я обнаружила две книги воспоминаний Садреддина Айни «Бухара» и на несколько недель погрузилась в чтение.
Читала я медленно, тщательно перебирая каждое предложение, сопоставляя, примеряя на себя описываемые ситуации. Пролетарского подхода в воспоминаниях хватало, но помимо подхода, книжки были перенасыщены подробностями жизни эмирской Бухары, точными описаниями характеров, психологическими портретами учеников медресе, мулл, ходжей. Чужой, закрытый для постороннего глаза мир проходил передо мной, сбрасывая покровы таинственности и теряя флер экзотики.
