Обед у асфахсилара закончился поздно, но до темноты оставалось несколько часов, и я решил гнуть ветку, пока она молода. Мой проводник-охранник-соглядатай, тенью следующий за мной всю неделю, чрезвычайно удивился и тут же помчался за указаниями. Вернувшись, он заботливо предупредил, что ворота закрываются с последними лучами солнца, а ночевать за крепостной стеной строго запрещено.
Когда мы вышли из «Салах-эт-Дин» солнце стояло высоко, не вызывая причин для беспокойства. Сразу за створками проводник свернул налево, втиснулся в небольшую нишу в стене и поманил меня рукой. Я приблизился, не совсем понимая, чего он от меня хочет, как вдруг стена за его спиной повернулась, образовав узкий проход, проводник нырнул в него и пропал. Я последовал за ним, стараясь запомнить точное расположение ниши.
Крепость, вне всякого сомнения, опутана подземными ходами и лазами, ведут они в разные места, но один конец любого хода всегда находится внутри стен. Знать его расположение – бесценная информация для осаждающих.
Проход, по которому я шел через несколько шагов резко повернул направо, потом налево. Темнота, после яркого дня, показалась ослепляющей: опираясь обеими руками за шершавые стены, я продвинулся на несколько метров, пока не уперся в прохладную кладку. Идти дальше было некуда. В эту секунду раздался оглушающий скрип, и темноту прорезала молния. Так мне показалась в первую секунду, молния не исчезла, а начала расширяться, обращаясь в щель, а затем в проход. Протиснувшись сквозь него, я оказался на узкой полоске земли между черной стеной цитадели и рвом. Проводник ожидал меня, затаив улыбку, похоже, дверь, запирающую выход, он закрыл специально, чтобы напугать меня темнотой подземелья. Не заметив на моем лице признаков страха или напряжения, он слегка разочаровался, ткнул рукой на еле заметную тропинку и двинулся в путь.
Шли медленно, продираясь сквозь заросли засохшего кустарника; судя по всему, по тропинке давно никто не ходил. Горько пахло полынью, юркие ящерицы, нервно подрагивая хвостами, разбегались по щелям между камнями. Блоки, из которых сложена стена, чудовищны, длина большинства около десяти шагов, некоторые достигают восемнадцати. Высота блока составляет примерно половину длины, сложность постройки крепости сравнима только с пирамидами Египта: невозможно себе представить, кто и каким образом поднял верхние блоки стены на сорокаметровую высоту. Поверхность стены ровная, за монолит базальта не удалось зацепиться ни одному растению.
Примерно через четверть часа ходьбы мы обогнули «Слона» и вышли к северо-восточной части цитадели. Не знаю, чем объяснить охватившее меня чувство, но, проходя мимо основания «Слона», я пережил нечто похоже на страх. Воздух вокруг башни слегка дрожал, наверное, причина заключалась в перепаде температур: основание покрывала глубокая тень, в то время как верхушка была ярко освещена пылающим солнцем. Проводник тоже ускорил шаг, и вскоре мы оказались с внешней стороны «Царских» ворот.
Тропинка привела на большую площадку треугольной формы – основание треугольника примыкало к каменным створкам ворот, а узкая часть заканчивалась деревянным мостом. Мост хлипкий, на нем с трудом разойдутся двое мужчин: при первых признаках опасности его, скорее всего, немедленно сожгут. В любом случае, для переброски пехоты под стены он непригоден, кроме того, «Царские ворота» не самое лучшее место для штурма.
Площадка замощена булыжником и содержится в порядке, нет ни мусора, ни травы. Посреди возвышается пирамида, точное подобие египетских, только высотой в два человеческих роста. Вдоль основания пирамиды тянутся глубокие канавы, заполненные черной, отвратительно пахнущей грязью. Присмотревшись, я понял, что сгустки и комки есть не что иное, как свернувшаяся кровь. Неужели мамлюки приносят человеческие жертвы? И для чего меня привели сюда, напугать или в отместку за любопытство?
Заметив мое замешательство, проводник пустился в объяснения, и все быстро стало на свои места. Кровь принадлежит баранам, которых родственники режут в день смерти воина, узкий мост ведет прямо на кладбище, откуда баранов приволакивают к пирамиде. Сама пирамида стоит на этом месте несколько веков, кто и для чего ее построил, уже никто не помнит. Последние двести лет она олицетворяет мужество и стойкость мамлюкских воинов, наподобие памятников, которыми республика украшает площади городов Франции.
Разница между варварскими обычаями Востока и просвещенным Западом состоит лишь в том, что на торжественный обед в годовщину смерти мы, возвращаясь с кладбища, приносим из лавки уже готовое мясо, а тут его режут в непосредственной близости к могиле. У каждого народа свои традиции, и принимать их нужно такими, какие они есть.
По мосту мы перешли на кладбище. Способ захоронения у мамлюков весьма своеобразен, и мне пришлось задать несколько вопросов, пока порядок процедуры не прояснился окончательно.
Умершего раздевают догола, затем зашивают в специальный мешок из грубой ткани черного цвета и укладывают в могилу. Могила – это глубокая траншея, в одной из боковых сторон которой выкопана ниша. Тело укладывают в нишу, закрывают каменной плитой, и могилу зарывают. На холм водружают напоминающий пирамиду памятник из камней и ждут, пока он обвалится. Каким-то образом время разложения тела связано со временем разрушения пирамиды. Могилу вскрывают, извлекают из ниши кости, тщательно смывают остатки не успевшей до конца разложиться плоти и переносят в Усыпальницу. На освободившееся место укладывают другое тело, и цикл повторяется.
Усыпальницей называется расположенный полукругом холм, по своей длине почти равный северо-восточной стене цитадели. Сторона холма, обращенная к крепости, облицована белым мрамором, и в плитах, словно ячейки в сотах, пробиты ниши, по высоте и ширине равные длине кортика. В нишу укладывают кости и закрывают ее табличкой с именем.
По моей приблизительной оценке, в Усыпальнице за пятьсот лет захоронено около тридцати тысяч мамлюков, следовательно, сегодня под началом асфахсилара не более полка конницы. В масштабах европейских битв Франции такой союзник может показаться просто смешным, но здесь все выглядит совсем иначе, и полк мамлюкской кавалерии может принести Командующему ни с чем не сравнимую пользу.
Пытаясь как можно более точно определить количество захоронений, я, напустив на себя вид скорбной почтительности, прошел от одного края холма до другого, внимательно рассматривая таблички. Некоторые из них были пустыми, видимо ожидая будущих хозяев. Меня удивило, что пустые ниши не сосредоточены в одном месте и спросил об этом проводника. Его ответ оказался совершенно неожиданным, даже после недели пребывания среди мамлюков, я плохо себе представлял, насколько живы в их среде средневековые суеверия и сказки.
С полной серьезностью проводник объяснил, что когда пирамида на могиле не обваливается, ее спустя три года вскрывают, и всегда обнаруживают пустую нишу. Это означает, что воина взял к себе Хозяин Башни.
Произнося имя он выразительно посмотрел на «Слона», давая понять, о какой башне идет речь. На мои дальнейшие вопросы проводник наотрез отказался отвечать: не помогли ни золотые монеты, ни посулы и обещания. Во время нашего разговора из вершины башни вырвался столб пламени и бешено затанцевал над зубцами. Спустя минуту пламя успокоилось и превратилось в колеблющийся под ветром огненный палец. Я наблюдал его и раньше, по объяснениям, огонь служил ориентиром для отрядов мамлюкской кавалерии, патрулирующей по ночам дороги, словно свет маяка для кораблей в океане.
