Ей вдруг вспомнились слова Сигэ Оно о том, что после смерти души возвращаются в Ущелье Богов. Так, спокойно! Попробуем еще раз. Сикоку — остров мертвых. В центре его лежит Ущелье Богов, куда возвращаются души после смерти. Именно там Хинако и Фумия слышали голос Саёри…
— Уф… Наконец-то дошли. — Фумия шумно перевел дух.
Хинако поспешно отогнала прочь неприятные мысли. Рядом с Фумия ей совсем не хотелось думать о мертвецах.
В укрытом среди гор храмовом дворике витал сладковатый аромат благовоний. Большая группа паломников хором читала сутры. Хинако не могла припомнить, когда в последний раз была в буддийском храме. Она и забыла, какой здесь особенный воздух. Паломники один за другим возносили молитвы. Хинако ощутила, как на нее нисходят какой-то особый свет и успокоение. Фумия с Хинако бросили по монетке в ящик для пожертвований и, по буддийскому обычаю, загадали желание и позвонили в гонг.
Обратно они спускались не по каменным ступеням, а по небольшой горной дорожке. Тропинка была такой узкой, что плечи их постоянно касались друг друга, а пальцы почти переплетались.
Наконец они вышли к развилке. Вокруг сияла изумрудная зелень гор. Здесь дорога раздваивалась — одна тропа вела мимо храмовых ворот, а другая терялась в горах. Кажется, она вела в дальние приделы храма.
— Заглянем? — предложил Фумия.
Хинако кивнула. Она готова вечно идти вот так, рука об руку с Фумия. Ее не пугает даже мрачный пейзаж. Над ними шумят вековые деревья, солнечный свет почти не проникает сквозь густые кроны. Рядом журчит небольшой горный ручей. Глиняные истуканы и потемневшие надгробные камни дополняют сумрачную картину. Наверное, эти надгробия стоят здесь в память о паломниках, которые падали замертво у стен храма, не выдержав изматывающего пути. На простых могильных столбах не выбиты даже имена.
Хинако встретилась взглядом с Фумия и увидела в его глазах собственное отражение. Они стояли очень близко, почти соприкасаясь. Губы их приоткрылись навстречу друг другу, словно желая сказать что-то важное.
Именно тогда все и случилось. Мощный порыв ветра внезапно толкнул Хинако в спину. Вскрикнув, она прижалась к Фумия и почувствовала спасительный аромат его тела и запах отутюженной рубашки. Однако уже в следующую секунду новый толчок отбросил ее от Фумия.
Подошвы туфель заскользили по каменистой тропе, и она рухнула прямо в ручей, подняв целый фонтан брызг.
— Хинако, ты в порядке?! — закричал Фумия.
Хинако старалась встать, но тело, моментально окоченевшее в ледяной горной воде, не слушалось ее.
Вдруг она вскрикнула от ужаса. Со дна ручья с ненавистью глядела пара раскосых глаз. Плескавшаяся в них ярость, казалось, прожигала Хинако насквозь, желая испепелить. Девушка готова была поклясться, что это глаза Саёри.
— Хинако, да что с тобой такое?! — Внезапно она почувствовала, как Фумия трясет ее за плечи, и подняла к нему побледневшее лицо.
— Т-т-т… т-там… глаза… — Дрожащей рукой она указала на дно ручья, но сквозь массу воды просвечивала лишь пара гладких черных булыжников, действительно чем-то напоминавших человеческие глаза.
Хинако рада была бы поверить, что просто ошиблась, однако тревога нарастала. Саёри была влюблена в Фумия. Вот почему она рассержена. Она до смерти возненавидела Хинако, увидев в бывшей подруге соперницу.
— Вставай скорее. Простудишься. — Фумия потянул ее за руку.
С его помощью Хинако выбралась из ледяной речки. С нее потоками стекала вода. Вокруг стояла невероятная тишина, ни ветерка, ни облачка. Невозможно было представить, что несколько минут назад ее столкнул в ручей мощный порыв ветра.
Хинако без сил уткнулась в плечо Фумия. Ее трясло от холода, а сердце терзал необъяснимый страх.
— Это все она… Саёри… — Она сжалась под недоверчивым взглядом Фумия. — Она смотрела на меня со дна реки.
— Не говори ерунды.
Хинако отпрянула словно ужаленная:
— Говорю тебе, она здесь! Рядом с нами! Ты же сам все прекрасно понимаешь! В Ущелье Богов было то же самое. Там был ее голос. Ты же слышал, как Саёри пела!
— Послушай меня внимательно, Хинако. Тебе просто послышалось. Пойми, Саёри умерла!
— Тогда, может, ты объяснишь мне, что это был за ветер?! Или он просто так подул, ни с того ни с сего? — Хинако не заметила, как сорвалась на крик.
Фумия жестко отрезал:
— Ветер имеет обыкновение дуть почти постоянно. Если бояться каждого шороха…
Хинако смотрела на него и не верила собственным глазам. Еще недавно такое милое и родное лицо Фумия превратилось в холодную бесчувственную маску. Казалось, между ними вдруг выросла стена.
— Ну почему, почему ты не хочешь признать, что все это было не просто так — и в Ущелье Богов, и здесь? Ты ведь не можешь этого не понимать!
Фумия раздраженно отвернулся. Его явно начал утомлять этот разговор.
— Повторяю еще раз, это просто ветер. — Его голос обжигал ледяным равнодушием. Что-то важное, только что обретенное ими, рассыпалось как карточный домик.
Хинако молча выжимала подол юбки. Капли воды, словно слезы, тонкими ручейками стекали к ее ногам.
Где-то вдали мягко шелестели волны. Мужчина остановился и прислушался. Заросли камелий колыхнул прохладный морской ветерок. Он еще не видел, но уже чувствовал бескрайний Тихий океан, и на мгновение его охватил священный трепет. Вот наконец он и добрался до самой южной точки Сикоку — мыса Асидзути. Значит, половина пути позади.
Над зарослями камелии высилась пагода храма Конгофу. Мужчина благоговейно склонился перед ней, а затем продолжил свой путь. Все окрестности были опутаны тропками. Несмотря на будний день, повсюду было полно туристов. Глядя на нежно воркующих молодоженов, мужчина вспомнил, как однажды, через несколько лет после свадьбы, приезжал сюда с женой.
Кажется, была зима. От кого-то из соседей жена узнала об Асидзути, о том, что там всегда тепло и не бывает суровых зим, — не то что у них в деревне. Ей захотелось хоть одним глазком взглянуть на волшебный мыс.
Хотя по долгу «службы» мужчине уже не раз приходилось бывать здесь, он тоже загорелся поездкой. И вот наконец они отправились в трехдневное путешествие. У них и машины-то не было, так что путь получился долгим — сначала на поезде, потом на автобусе вдоль моря и зарослей, похожих на гигантские веера. В памяти навсегда осталось лицо жены, по-детски восторгавшейся диковинными южными растениями. Она смотрела на него с нескрываемым восхищением: неужели ее муж несколько раз обошел их огромный Сикоку?!
После этой поездки она еще сильнее переживала, провожая его в очередной поход. А что, если он не вернется? Что ей тогда делать? Как жить?
Теперь он жалел, что так мало путешествовал с женой. Им надо было чаще уезжать подальше из этой деревни с ее «службой», связавшей его по рукам и ногам, чаще бывать вдвоем. Дни, которые жена провела за пределами деревни, можно было пересчитать по пальцам. Подумать только: каждый божий день, до самой смерти, она наблюдала один и тот же унылый пейзаж, провожала зиму, встречала лето и похоронена была там же, где прожила всю жизнь. Мужчина в бессильной злобе рванул ветку камелии, больно хлестнувшую его по лицу.
