Книга Палитра сатаны, страница 38. Автор книги Анри Труайя

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Палитра сатаны»

Cтраница 38

— Это верно, что дети склонны к сочинительству, — заявила она. — Но когда они это делают, ими всегда движет спонтанный импульс, не имеющий продолжения. Случаи, когда они на всем продолжении допросов упорствуют, отстаивая одни и те же выдумки, встречаются крайне редко, так что здесь следует усматривать все признаки абсолютной искренности. Я бы не побоялась утверждать, что постоянство свидетельств, представленных нам мадемуазель, инвариантность уточнений, которые она приводит при каждой нашей встрече, суть доказательства правдивости ее рассказа.

Глаза Давида Баруха вылезли из орбит, он заревел, брызгая слюной, прямо в лицо невозмутимой Джейн:

— Так что же я там делал, у тебя в трусах?

— Я в точности не знаю, дядюшка, — с простодушным видом отвечала она. — Я, наверное, еще слишком маленькая, чтобы в этом разбираться. Во всяком случае, ты совал туда палец. Ты так по-своему играл. Тебе это нравилось, я думаю.

— То, что он туда совал, был именно палец? — оживился следователь.

— Бывало, что два…

— А что-нибудь другое никогда?

— Про это я не знаю! Я же не смотрела…

Давид Барух опять не стерпел, вмешался. Он завопил:

— А ты, ты-то что делала в это время?

— Ждала мою конфету!

После этого допроса, принявшего столь благоприятный для нее оборот, Джейн должна была пройти обследование в клинике, где установили, что ее девственная плева невредима. Она не подвергалась ни насилию, ни сексуальной агрессии какого бы то ни было рода. Вследствие такого заключения комитет, состоящий из детского психиатра, гинеколога, психолога и адвоката, принял на основе установленных фактов следующие решения: виновного под суд, ребенка под наблюдение психолога, родителям обеспечить семейную реабилитационную терапию. Пока пресса носилась с этим случаем вопиющей сексуальной распущенности, столь характерным для нравов эпохи, Джейн переживала часы упоительной славы. Парила на ее крыльях под защитой собственного бесстрашного нрава и законов государства, прикрывших ее мошенничество. Теперь она была уверена, что, преуспев в удачной лжи, можно гордиться этим по праву, как художник, который тешит самолюбие созерцанием своей лучшей картины.

Хотя за домашним столом старались не вспоминать об этих скользких обстоятельствах, Джейн в конце концов все же проведала, что Давид Барух, ее «совратитель», арестован по обвинению в сексуальных домогательствах в отношении малолетней, что судить его будут незамедлительно, у него хороший адвокат, так что он, может быть, еще отделается несколькими годами тюрьмы. Джейн, конечно, сожалела, что его так строго накажут, хотя он ничего плохого не сделал. Но когда им устроили эту очную ставку, тут уж один из них должен был расплатиться за все — если не он, то она. У нее реакция лучше, и она была настроена правильнее, чем он: не дергалась и не кипятилась. Так неужели теперь надо об этом сокрушаться? Впрочем, пресса уже стала забывать о скандале с Барухом. Чтобы взбодрить читателей, заново сплотив их вокруг этого дела и ее персоны, Джейн дала несколько интервью. В общем и целом она утверждала, что о пристрастии некоторых зрелых мужчин к малолетним детям она узнала, без ведома родителей посмотрев по телевизору порнографический фильм под названием «Приют для дюжины наслаждений». Заслышав такое, публика мгновенно воспламенилась новым интересом к повсеместной охоте на педофилов. Некоторые знаменитые перья, расчувствовавшись, снова пустились оплакивать поруганное детство, оскверненное мерзавцами и маньяками, а также обличать демонстрацию всяких гнусностей на голубом экране и тех, кто делает деньги на похабщине. А потом это дело окончательно поглотило забвение. Давида Баруха вскорости судили, защита действовала четко, и он был приговорен к минимальному сроку — двум годам тюрьмы и тридцати тысячам евро штрафа. Апелляции он не подавал. Норберт Барух находил приговор излишне мягким для преступления подобного рода. Джеральдина, напротив, испытывала сострадание к отверженному и даже иногда навещала беднягу в его заключении. Однажды она в отсутствие Джейн призналась Норберту, что сомневается: может, ее дочь несколько сгустила краски? Подобное участие любовницы к его брату, извращенцу и негодяю, обернулось каплей яда, постепенно разъедавшего отношения доселе дружной четы.

В этом бесконечном конфликте Джейн при всяком удобном случае искала оправдания тому, что несчастный «дядюшка» гнил в камере Флери-Мерожи, в то время как она прохлаждалась, вся такая игривая и свободная, у себя в комнате. Оправдывая свой благословенный эгоизм, она говорила себе, что тут уж от нее ничего не зависит, он туда угодил роковым, но закономерным образом, ведь если мужчину привлекают гладкая кожа и пикантный ум юной девочки, одного этого уже довольно, чтобы оказаться на грани гнуснейшего из мужских грехов. Разве взрослый, влюбленный в женщину-дитя, не становится педофилом, сам того не сознавая? — размышляла она в тревоге. В этой столь деликатной и такой новой для нее области, как представлялось Джейн, все — вопрос выбора, и возраст, и мера допустимого. В безнравственности столько различных степеней! Разве нельзя стать монстром просто по оплошности, по несчастному стечению обстоятельств, продолжая оставаться хорошим мужем и почтенным семьянином? Тут ведь главное в том, как все повернешь, сумеешь ли представить вещи в благоприятном свете, хорошенько позаботившись, чтобы не оскорбить чувства близких.

Поскольку Джеральдина, невзирая на язвительные замечания Норберта Баруха, все чаще навещала Флери-Мерожи, Джейн пришлось еще раз стать пассивной и насмешливой свидетельницей разрыва своей матери с партнером, которым она, казалось, запаслась до конца дней.

Джейн сравнялось одиннадцать. Она с любопытством ожидала продолжения сентиментальных аттракционов своей матери. Однако на сей раз в жизни их обеих больших перемен не произошло. Полтора года спустя Давид Барух, воспользовавшись правом на досрочное освобождение, вышел из тюрьмы и, все такой же большой и неуклюжий, просто-напросто ввалился в дом, откуда его брат только что вылетел, хлопнув дверью. Джейн была счастлива обрести вновь эти большие оттопыренные уши, плотоядную пасть и насмешливый взгляд того, кого она из чистого каприза упрятала за решетку. Он ведь не держал на нее зла за то, как она нагло врала полиции, чтобы его прищучить. Говорил даже, что это у них двоих была такая игра. Она оказалась сильнее в обмане, чем он — в истине. Так с чего бы ему злиться? Это была славная война. Он говорил: «Ты выложила свои козыри! А я не сумел использовать свои!» Формулировка, одновременно игровая и спортивная, по мнению Джейн, являла собой квинтэссенцию благоразумия. Она отметила, что и ее мать весьма откровенно демонстрирует радость, принимая у них в доме Давида Баруха, этого нечаянного гостя. Да и вправду ли он когда-нибудь уходил отсюда? Пусть все считали, будто он в тюрьме, дядюшка Давид был здесь, присутствовал, хоть и оставался невидимым, садился за этот самый стол между мамой и дочкой. Для Джеральдины нынешняя связь стала «последней и самой лучшей», как она клятвенно заверяла Джейн. Было решено, что девочка, словно ничего и не было, продолжит обучение в лицее Эстонье. Просто Давиду Баруху, принимая во внимание его нелепую педофильскую репутацию, посоветовали никогда не ждать Джейн у выхода из школы. Стоя на страже у ворот, он возбудит все мыслимые сплетни! По мнению Джеральдины, это было бы глупейшей провокацией, а то и — ведь никогда не знаешь! — поводом для соперничества среди девчонок того же возраста и даже из того же класса. Она, по ее словам, предпочитала, чтобы «все это» не выходило за пределы семьи. И встретила полное понимание. Одержав верх, Джеральдина продолжила завоевание Давида Баруха и оказалась столь убедительна, что их сожительство дозрело до полноценного брака. Разумеется, поскольку братья пребывали в смертельной ссоре, Норберта Баруха не пригласили ни на официальную церемонию, ни на свадебный пир. Зато Джейн получила разрешение через несколько дней позвать семерых подружек на коктейль. Они явились всей стайкой, расфуфыренные в пух и прах, словно принцессы. Давид Барух, казалось, совсем очумел от счастья. Он метался от одной девчонки к другой, шептал им на ухо шутки, от которых они заливались хохотом. Джейн немножко ревновала к успеху своих маленьких приятельниц. Да и Джеральдина испытывала те же чувства, хоть виду и не показывала.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация