— Потрясающе! — сказал Дидье, вставая. — Как твое мнение?
— Да, — машинально ответил Жан-Марк.
— Великолепно!
Сначала он хотел выйти из зала как можно скорее, чтобы не столкнуться с отцом. Потом передумал. Его разбирало любопытство. Стоя у края своего ряда, он пропускал поток зрителей, направлявшихся к выходу. Наконец те двое поравнялись с ним. Женщина шла впереди. Она была очень молода, невысокая, рыжая, со вздернутым носом, тяжелым подбородком и туповатым взглядом. «Поразительно! — подумал Жан-Марк. — Кароль настолько привлекательнее ее!» В этот миг глаза его встретились с глазами отца. Их взгляды скрестились, и сердце Жан-Марка тревожно и сладко сжалось, точно коса вошла в грудь. Лицо Филиппа стало жестким.
— Вот как, ты тоже здесь? — проговорил он.
— Познакомься, пожалуйста, это мой друг Дидье Коплен, — сказал Жан-Марк. — Мой отец…
Жан-Марк ожидал увидеть хотя бы тень смущения на массивном розовом лице отца. Однако Филипп улыбнулся с привычной непринужденностью и бросил на ходу:
— Прекрасный фильм, не правда ли?
Он пошел вперед и нагнал свою спутницу у выхода. Жан-Марк следил за ним с невольным восхищением. «Даже вляпавшись в дерьмо, не теряет хладнокровия!» — подумал он. Жюльен присоединился к товарищам и буркнул:
— Тоска зеленая!
Они вышли последними. На противоположной стороне улицы Жан-Марк увидел отца, который дружески помахал ему и открыл дверцу своей машины. Женщина тотчас села в нее, и они отъехали. Дидье и Жюльен хотели было вернуться в «Суффло», но Жан-Марк пригласил их к себе выпить по стаканчику. Он вдруг заторопился домой, словно там его ждали какие-то перемены.
Но, переступив порог квартиры, Жан-Марк убедился, что все идет обычным ходом. В гостиной Кароль угощала чаем своих приятельниц: Брижитт и Олимпию. И лица их и позы выражали беспечную праздность. Жан-Марк представил своих друзей. С Жюльеном Кароль была уже знакома, но Дидье видела впервые.
— Не хотите ли чаю? — предложила она.
Оба неловко отказались, стоя в дверях и переминаясь с ноги на ногу. Стеснительность товарищей удивила Жан-Марка. Что смутило их — светская самоуверенность этих трех женщин или изысканная обстановка? Брижитт, когда-то окончившая юридический факультет, задала несколько вопросов о программе занятий и шутливым тоном припомнила несколько забавных эпизодов из своей студенческой жизни. Белокурая Олимпия еще более жеманно, чем обычно, рассказала о своем младшем брате, который поступил в Политехнический институт. После десяти минут пустой болтовни Жан-Марк увел приятелей в свою комнату и там угостил их виски — бутылку он прихватил в буфете. Жан-Марк включил проигрыватель и поставил сонату Франка для фортепьяно и скрипки. Развалившись в кресле с рюмкой в руке, Жюльен сказал:
— Зря мы ушли из гостиной! Блондинка — первый класс!
Жан-Марк не удивился. Жюльену могла понравиться только Олимпия, самая банальная из этой троицы. Жюльен продолжал:
— Интересно, сколько ей лет? Она молодо выглядит!
И ни слова о Кароль! Жан-Марк снисходительно усмехнулся и подумал, что заурядность Жюльена все больше раздражает его. «Мне нужно собраться с духом и просто порвать с ним», — решил он. И даже Дидье вдруг показался ему скучным. Он был рад, когда в семь часов оба поднялись и ушли.
Оставшись один. Жан-Марк бросился на тахту, закурил сигарету и устремил взгляд на трещинку в потолке, которая всегда располагала его к размышлениям. Недавнее открытие — отец и рыжая женщина! — привело его в замешательство. Итак, можно все время быть рядом с человеком и даже не подозревать, что от тебя скрыта, подобно основанию айсберга, самая важная часть его существа. Тысячи выработанных обществом условностей лишь прикрывают грубость, корысть, похоть, которые движут людьми. Только дурак может верить улыбке, обещанию, рукопожатию… «И в этих джунглях мне предстоит прорубить себе дорогу! Хватит ли у меня сил?» Он взял один из своих учебников и начал его перелистывать, подчеркивая некоторые фразы красным карандашом. Его светлая комната, оклеенная серо-голубыми обоями, обставленная строгой, несколько чопорной мебелью в стиле Карла X, дышала спокойствием. Печатные конспекты лекций аккуратной стопкой лежали на столе, книги в полном порядке стояли в шкафу, ни одна из них не валялась. Ему бы хотелось, чтобы и в жизни был такой же порядок, как в его комнате. Вдруг он убрал ноги с тахты и сел: кто-то шел по коридору. Дверь открылась. Вошел Филипп, взял стул и уселся на нем верхом. Положив руки на спинку, он выжидательно смотрел на сына.
— Ты занимался? — спросил он.
— Да, я читал… — ответил Жан-Марк.
— Как тебе показался фильм?
— Хорош, но скучен.
— Пожалуй, ты прав. Это большое искусство, но мы, европейцы, воспринимаем его с трудом. Да, между прочим: ты меня в кино не видел, понятно?.. Я на тебя рассчитываю!
Жан-Марк сдержал улыбку. Изображая на лице удивление, он злорадствовал, словно чем-то отплатил отцу, заставившему его смотреть на раненых, истекающих кровью на обочине дороги.
— Как не видел? — спросил он с подчеркнутым простодушием.
— Неужели не понимаешь? — буркнул Филипп. — Ты же заметил, что я был не один!
— Ну и что?
— Я не хочу входить в объяснения с Кароль.
— Ах вот в чем дело! — словно наконец сообразив, вздохнул Жан-Марк. — Раз так, я, конечно, ничего не скажу! — Он помолчал минуту и затем спросил напрямик: — А кто эта женщина, с которой ты был?
— Прелестная девушка, — ответил Филипп, вставая со стула. — Умом не блещет, но свежа, забавна, мила! А в наше время милые женщины редкость! С ней мне никогда не бывает скучно…
— А как же Кароль?
— Кароль — это Кароль! Она не имеет никакого отношения к этой истории!
— А если она узнает?
— Откуда ей узнать? Я уважаю ее и, конечно, принимаю все меры предосторожности!
— Только уважаешь?
— Уважаю и люблю.
— А ту, другую?
— Не путай любовь и наслаждение. Мы с Кароль женаты пять лет, и, естественно, она утратила в моих глазах прелесть новизны. Ты поймешь это, когда поживешь с мое. Каждый начинает жизнь с возвышенными понятиями о чести, доверии, преданности и очень быстро отдает себе отчет, что все это отступает перед плотью. Вспомни, что я говорил тебе в тот раз в машине: только дурак или полуимпотент ограничивает себя одной женщиной. Любящая женщина способна удовлетвориться одним мужчиной, в котором для нее воплощаются все мужчины на свете, но любящий мужчина должен переходить от одной женщины к другой, если хочет до конца насладиться женской прелестью. Так уж устроено, что красота одной только подчеркивает красоту другой. Поэтому, покидая женщину, в сущности, никогда не предаешь ее. Я вовсе не отворачиваюсь от Кароль, когда другая на время привлекает мое внимание. Наоборот, всякий раз, возвращаясь к ней, я как бы обогащаю ее светом, источник которого ей неведом. Я одариваю ее тем, что получил на стороне! Неверность вполне естественна у мужчин, у женщин же она извращение. Мужчина, изменяя, как бы берег отпуск, женщина совершает преступление против любви!
