Филипп отпил из стакана немного виски и закурил сигарету. Тяжелая тоска навалилась на него. Даже если бы эта юная незнакомка зашла в своей игре достаточно далеко, и то он не предпринял бы никаких усилий, чтобы провести с ней остаток вечера. Какая-то важная пружина лопнула у него внутри. Положение, в котором он теперь оказался, не вызывало в нем никаких чувств, кроме горького разочарования и отвращения. И впереди у него тоже ничего не было, кроме безжизненной пустыни надвигающегося пятидесятилетия. Юноши и девушки входили, выходили, снова возвращались, толклись у стойки, фланировали между столиками. Девицы — с нависшими над глазами челками, бледными губами, пустыми глазами. Их кавалеры — с длинными до плеч волосами и пресыщенными взглядами. Все-то они уже видели, все знают. Они утомлены, ничто их не интересует, кроме них самих, естественно. Филипп допил свой стакан. Уйти? Но к кому? Остаться? И что дальше? Он заказал вторую порцию виски и, купив у продавца, который ходил по залу, вечернюю газету, погрузился в финансовые новости.
Едва переступив порог, Жан-Марк сразу же отпрянул назад и отпустил застекленную дверь.
— Пойдем куда-нибудь еще.
— Почему? — удивилась Валери.
— Здесь мой отец, — ответил Жан-Марк, указав подбородком на один из столиков.
Филипп сидел спиной к входу и не видел их.
— Забавно, — заметила Валери, — что он тут делает один?
— Ничего забавного! Просто отвратительно! Видно, хочет подцепить себе подружку на ночь.
— Серьезно?! Если бы тебя со мной не было, я бы с ним пококетничала.
— Флирт был бы недолгим. Ввиду отсутствия конкуренток он выбрал бы тебя.
Взяв Валери за руку, Жан-Марк повел ее подальше от кафе. Она высвободилась.
— Послушай, ты надоел мне со своими глупостями. Я хочу съесть бутерброд перед концертом.
— Точно такие же бутерброды можно найти где-нибудь поблизости.
— Нет, в другом месте они будут не такие вкусные. Я хочу настоящий бутерброд, большой, как для грузчиков, с мягким хлебом и копченой колбасой!
Неожиданно Валери свернула в боковую улицу и толкнула дверь небольшого итальянского ресторанчика.
— Постой! Ты куда? — ужаснулся Жан-Марк.
— Я передумала, пожалуй, лучше я съем спагетти. Пойдем, не бойся, на этот раз тебя приглашаю я.
В тускло освещенном зале почти половина столиков были пустыми. Выйдя из оцепенения, с которым она только что созерцала улицу, официантка поспешно приняла заказ. Десять минут спустя на их тарелках возвышались горы спагетти, сдобренные коричневым с комочками соусом.
— Знаешь, вчера вечером у нас были дед и бабка Жильбера, — сообщила Валери, наматывая макароны на вилку. — Ты их окончательно покорил. Похоже, благодаря тебе мой тупица братец делает какие-то необыкновенные успехи.
— Во-первых, твой кузен вовсе не тупица, — возразил Жан-Марк, — а во-вторых, если он и делает успехи, то не только благодаря мне. Я не учу его, а пытаюсь привить ему вкус к учебе, что не одно и то же!
— Ладно, не скромничай! Ты бы только слышал, какие дифирамбы они тебе пели! В глазах моих родителей твои ставки выросли в мгновение ока. Они в восторге от тебя. Думаю, надо не дать им остыть. — Валери отправила в рот очередную порцию макарон и уточнила: — Я имею в виду родителей, а не спагетти.
— Да-да, конечно, — согласился Жан-Марк.
— А значит, нам пора наконец определиться.
— Но мы вроде бы все решили.
— Возможно, только никто, кроме нас, об этом не знает. Так дальше продолжаться не может. Мама меня измучила, а отец делает вид, будто его все это не касается. С меня хватит!
Жан-Марк сделал глоток вина и промокнул губы бумажной салфеткой. Живительно, но подобного рода разговоры возникали между ними как раз в те моменты, когда он меньше всего этого ждал. Только что небо было ясным, горизонт чистым и ничто не предвещало грозы, но вдруг, в одно мгновение, со всех сторон набегали облака и слышались раскаты грома. Необходимость оправдываться вызывала у Жан-Марка отвращение — скорее всего потому, что совесть была нечиста. Не так давно смирившись с идеей женитьбы, он стал воспринимать ее как очередной этап, как пункт программы по достижению цели.
— Ты же сама говорила, что лучше подождать до весны, чтобы можно было устроить помолвку в Шантийи
[10]
, — пробормотал он.
— Вот именно! И весна уже не за горами! Можно было бы назначить помолвку на апрель, сразу после Пасхи, а свадьбу сыграть в мае.
— Как хочешь!
— Можно подумать, что я заставляю тебя жениться силком! — смеясь, заметила Валери.
Какое-то время они продолжали есть молча, потом Жан-Марк вдруг спросил:
— А на моем месте ты бы думала о свадьбе?
— Ну уж нет! — ответила Валери. — Я не такая дура! Но у меня другой характер. Если бы я была мужчиной, независимость была бы для меня превыше всего! А с тобой всегда кто-то должен быть рядом, иначе ты пропадешь. Нравится тебе это или нет, но ты из породы мужей! Успокойся, в нашем с тобой браке все будет очень демократично.
— Вот это мило!
— А разве ты сам не этого хочешь?
— Этого.
— Понимаешь, я выхожу замуж, чтобы освободиться. У нас с тобой будет что-то вроде свободного союза.
Валери положила вилку поперек тарелки, в которой еще оставалась добрая половина макарон, и вздохнула:
— Я больше не могу.
Потом она взяла ломтик хлеба и, намазав его горчицей, с жадностью откусила.
— Как ты можешь есть такую гадость? — удивился Жан-Марк.
— Это божественно!
Валери ужасно раздражала Жан-Марка, но, что удивительно, несмотря на все ее недостатки, он уже не мог без нее обходиться. Ему не удавалось припомнить, в какой точно момент он окончательно смирился с перспективой женитьбы. Все происходило постепенно, изо дня в день, от встречи к встрече. В нужную минуту Валери всегда оказывалась рядом, всегда под рукой. Жан-Марк и не подозревал, что она опутывает его своими сетями. Опутывает нежно, медленно, но очень крепко. В один прекрасный день он вдруг осознал, что не может больше ни пошевелиться, ни вздохнуть. При этом он был, скорее, пленником привычек, чем данных обещаний. Жениться Жан-Марк совершенно не хотел. Он просто подчинился обстоятельствам, отдавая себе отчет в том, что свадьба, видимо, должна стать логическим завершением их дружбы. Но мысль о выгоде, которую влекло за собой это решение, тоже была ему не чужда, хотя оттого, что он принимает во внимание и материальную сторону дела, Жан-Марку становилось как-то не по себе. С другой стороны, что ему делать? Не может же он отказаться от Валери только потому, что у нее состоятельные родители. Она говорила, что ее отец не прочь взять его к себе на фирму, в юридический отдел. В этом случае Жан-Марк имел бы возможность полдня работать в бюро, а все остальное время готовиться к экзаменам. Со временем можно было бы подумать и о диссертации: вначале — на степень лиценциата
[11]
, потом — докторской. Он словно стоял со связанными ногами на краю пропасти, а внутренний голос нашептывал ему: «Ну, давай, прыгай! Прыгай! Вот увидишь, ты не разобьешься, ты полетишь!» Жан-Марк с удовольствием доел остатки своих спагетти.
