Книга Гурман. Воспитание вкуса, страница 29. Автор книги Антон Ульрих

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Гурман. Воспитание вкуса»

Cтраница 29

Антуан вышел первым и, подавая матери руку, в нетерпении стал разглядывать пустые черные окна замка. Обгоревшие каменные стены, уцелевшие после пожара, возбудили неприятное ощущение одиночества. Как будто кто-то внезапно лишил Антуана уверенности в будущем, оставив его без дома.

Неожиданно на шум въехавшей кареты из маленькой боковой двери, ведущей на кухню, осторожно вышел Филипп, тот самый повар, что учил Антуана разделывать тушу оленя. Увидев маркизу с сыном, он радостно бросился было им навстречу, но, спохватившись, склонился в глубоком поклоне.

– Ваше сиятельство, наконец-то. Как мы вас ждали.

Летиция, у которой сгоревший замок вызвал те же неприятные чувства, что и у Антуана, подошла и, не обращая внимания на разницу в социальном положении, обняла верного слугу.

– А где остальные?

– Разбежались, – признался Филипп и заплакал.

Дверь на кухню осторожно открылась, и оттуда медленно вышел, опираясь на палку, Люка Мясник. Он виновато улыбался, глаза его блестели от слез.

– Госпожа! Маленький господин! – промолвил он и, откинув палку, бухнулся на колени. – Дождался-таки!

Летиция, впервые в жизни испугавшись, отшатнулась от склонившегося перед ней бывшего телохранителя, словно увидела живого мертвеца, что, впрочем, вполне соответствовало действительности. Антуан медленно подошел к сгорбившемуся Мяснику и встал перед ним почти вплотную, так, что носки его сапог касались рыжих волос телохранителя.

– Ты жив? – медленно произнес он, внимательно оглядывая Люку.

– Если маленький господин и маркиза желают, я тут же умру, – глухо произнес сгорбленный Мясник в землю.

Антуан нагнулся и осторожно поднял искалеченного слугу. Более никому ничего не требовалось говорить, все и так было понятно. Филипп повел Летицию с сыном на кухню, а верный Люка, опираясь на палку, вместе с кучером принялись снимать с кареты вещи и распрягать лошадей. Когда Мясник вернулся на кухню, Летиция уже удалилась спать, заняв кровать повара, благородно предложившего ей свое спальное место, а Антуан сидел за столом и ждал его. Люка подсел к своему маленькому господину, неуклюже закинув обеими руками искалеченную ногу на ногу, и стал неторопливо рассказывать, что произошло после той ночи, когда люди Одноглазого Валета, называемого теперь Одноглазым Маратом, Другом народа, убили маркиза де Ланжа и как ему удалось спастись. Оказывается, Одноглазый Марат теперь является комиссаром в Национальной гвардии местной коммуны.

– Что такое коммуна? – удивленно спросил Антуан, снимая оплывшее сало со свечного огарка, единственного освещения на кухне.

Экономный повар берег дрова, поэтому печь после приготовления пищи более не растапливали.

– Новое название территории от города Бордо до нашего замка. Наш округ разделен на две коммуны. Одной из коммун, слава Богу, не нашей, а соседней, заправляет Одноглазый Марат, – пояснил Люка. – Председатель коммуны – его племянничек, тот самый Жак, которого так и не проучил ваш батюшка, покойный маркиз. Одноглазый Марат теперь хозяин, делает, что хочет. Все в округе его боятся. Даже я, – доверительно признался Антуану Мясник.

– Я все еще чувствую вкус его крови, – спокойным тоном, словно разговор шел о самой обычной приправе к блюду, сказал Антуан.

Люка бросил на своего маленького господина быстрый взгляд и продолжил рассказ. Сам он лишь чудом уцелел в схватке с бунтовщиками, которые теперь почти целиком составляют местный гарнизон Национальной гвардии. Когда замок подожгли, Мясник дождался, пока пламя, жар и дым отгонят банду Одноглазого Марата подальше от стен, и спрыгнул с крыши. Он сломал ногу и очень сильно обжег обе кисти рук. Нога срослась неправильно, и из-за нее Люка теперь вынужден всю оставшуюся жизнь ходить с палкой, а вот руки…

Антуан кивком приказал Мяснику снять грязные тряпицы, скрывавшие его кисти. Люка, повинуясь, медленно размотал их и обнажил руки, выложив их на стол прямо перед Антуаном. Тот невольно вздрогнул. Он видел много пыток и казней за свою короткую жизнь, но еще ни разу ему не представлялось столь отталкивающее зрелище. Чтобы не упасть с огромной высоты, Мяснику пришлось некоторое время спускаться по стене, держась за раскаленные пожаром камни. Он выжил, но кисти обгорели почти полностью, до мяса, а в некоторых местах и до кости. Руки заживали долго, но так до конца и не зажили. Сейчас обе кисти представляли собой куски голого мяса, кое-где прикрытого обуглившейся кожей, грязно-розовые, с красными прожилками и обгорелыми костями, выпирающими наружу. Зрелище было вдвойне неприятным, оттого что Антуан помнил эти руки, носившие его, еще совсем маленького, во время охотничьих забав, на которые отец брал с собой Антуана. Это были добрые теплые руки с редкими жесткими волосками цвета ржавчины, всегда пахнувшие сырым мясом. Маленький господин не выдержал и заплакал из жалости к этим добрым рукам, потому что они олицетворяли его детство и память о добром старом времени.

Мясник, наблюдавший за реакцией Антуана и понявший ее по-своему, с виноватым видом спрятал руки, обмотав их обратно тряпицами.

– Ничего, Люка, мы вылечим тебя. Обязательно вылечим, – дрожащим от накатившего на него волнения голосом проговорил Антуан.

Мясник тихо заплакал, сразу став похожим на огромную росомаху, у которой убили всех детей, пока она ходила на охоту. Вскоре Антуан, который сильно устал в дороге, так как почти не спал последние дни, брезгуя преклонить голову на сальные трактирные подушки, стал засыпать прямо за столом. Мясник подхватил обожаемого маленького господина, отнес и бережно уложил на свою кровать. Антуан повернулся, поджал под себя ноги, засопел и во сне произнес: «Люка». Сердце Мясника словно остановилось от упоминаемого во сне его имени. И он, стоя на коленях около спящего Антуана, поклялся священной для себя клятвой, памятью своей драгоценной матери, что отдаст жизнь за этого мальчика. Затем Люка Мясник поднялся с пола, задул свечу и растянулся на лавке подле разделочного стола.

Потянулись дни, полные хлопот и забот, связанных с восстановлением родового замка Мортиньяков. На деньги, вырученные с продажи фамильных драгоценностей, Летиция наняла рабочих, которые спешно возводили новые деревянные балки и перекрытия взамен старых, сгоревших во время пожара. Наблюдавший за работами Люка постоянно подгонял и ругал рабочих, так как Летиция спешила закончить восстанавливать хотя бы одну из башен к началу заморозков, чтобы им было где провести зиму, а весной продолжить ремонтные работы. Маркиза частенько отлучалась, уезжая в город. Там она разыскала старого дядюшку Фронтена и потребовала у него причитающуюся маркизу долю за последний год замещения им интенданта. Дядюшка Фронтен попытался было притвориться выжившим из ума стариком, но властный взгляд и красноречивое обещание привезти в следующий раз Мясника живо отбили у него охоту лицедействовать. Старик долго клялся и божился, что новая власть, возглавляемая Одноглазым Маратом, Другом народа и комиссаром Национальной гвардии местной коммуны, конфисковала у него все деньги, собранные и тщательно сберегаемые для маркиза. Летиция продолжала напирать, властным тоном требуя долю мужа. Наконец, не выдержав, дядюшка Фронтен предложил ей отступные в размере тысячи ливров. Маркиза требовала десять тысяч. Сошлись на пяти.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация