– Чертов микрофон! – сказал Болсовер. – Надо же, какая невезуха! Хотя еще можно…
– Думаю, не в этом дело. По-моему, кто-то подгадил ему смычок. Каким-то жиром или маслом смазали. Тут кто угодно…
– Твою мать! – прогремел усиленный микрофоном голос Роя, опровергая высказанное Болсовером мнение на его счет.
Публика восприняла это с радостью. Ей также понравилось и то, что Рой поспешно вынул другой смычок, а также то, что он с той же поспешностью убедился в непригодности и этого, а также то, что немедленно внедрился малый в серебряном парике, и вообще все то, что происходило на сцене. Больше всего это пришлось по нраву особо выделенной Болсовером публике из передних рядов. Увидев, что Рой призадумался, я готов был угадать хотя бы одну из охвативших его мыслей: слишком поздно отлавливать по телефону кого-либо из знакомых скрипачей, просить привезти смычок в такую даль – большинство где-нибудь на концерте или просто в гостях. И тут Роя осенила некая мысль, что именно, угадать я не мог. Отвернувшись от микрофона, Рой кинул назад:
– Слабо по-быстрому любой, хоть басовый?
Тип в серебряном парике бегом рванул куда-то со сцены. В последующие минуты гул постепенно нарастал, становясь в целом все враждебней. В какой-то момент Рой снова повернулся к микрофону, и я испугался, что он хочет обратиться к публике с обличением враждебной сути буржуазного общества или, возможно, призовет публику спеть хором что-нибудь революционное, однако Рой передумал, следуя более глубоко укоренившейся в нем традиции, и продолжал стоять, глядя поверх голов толпы с бесстрастностью, достойной восхищения. В конце концов вернулся тип в серебряном парике, неся с собой, как я определил, смычок от контрабаса. Приняв его у типа, Рой важно кивнул «Свиньям на улице».
– Но, черт побери, – воскликнул Болсовер, – он же вдвое короче!
– Рой прекрасно управится и с этим. Сами знаете, профессионал. Да к тому же смычок не такой уж…
«Элевации № 9», начавшись снова, на сей раз продолжились. Я поставил перед собой чудовищную задачу – слушать все, что звучит на сцене: хлопающие звуки бонго, завывания ситара, бахающие по голове глухие удары бас-гитары, а также obligatto Роя. Все началось с одного пассажа, который хоть и представлял некоторую трудность даже для исполнителя с надлежащим смычком, но от слушателей особой искушенности не требовал, – пожалуй, современник Брамса вполне мог бы на это время отлучиться по малой нужде. Однако примерно к тому моменту, когда этот слушатель должен был возвратиться на место, «Свиньи на улице» отодвинулись, так сказать, на второй план, и характер скрипичной партии преобразился. Вообразив (как мне показалось), что к этому времени публика, возможно, уже примирилась со скрипкой, Рой решил продемонстрировать себя как многопланового новатора. По крайней мере, такое вполне было вероятно. И тогда он принялся, по-прежнему вполне чисто лишь для неискушенного уха, выделывать вариации на заданную тему в духе, или около, того джазового стиля, который, что даже мне было известно, отжил свое уже лет тридцать тому назад, примерно когда Рой кончал университет. Я вспомнил, как однажды, уступив его уговорам, прослушал полдюжины заезженных пластинок одного джазового скрипача той поры, американца с итальянским именем, и сейчас, как мне показалось, уловил в игре Роя пару знакомых фразовых поворотов. Даже если бы специально искал, ломал себе голову – лучшего доказательства того, как глубоко застряло в музыкальном сознании Роя полное неприятие всего, что именуется современной поп-индустрией, я найти бы не смог. А это уже кое-что!
Возможно, слушатели вокруг испытали, на свой примитивно-топорный лад, примерно то же, что и я: возможно, и им все, исполнявшееся теперь Роем, просто показалось глубоко чуждым. Во всяком случае, внезапное нарастание шума вокруг отвлекло мое внимание от сцены, и тут я увидел, что центральный проход, где до того наблюдалось легкое снование взад-вперед, как на деревенской улице в относительно активный утренний час, теперь забит людьми, неспешно, но целеустремленно двигающихся в одном направлении: к выходу. Я же возобновил слушание. Исполнение, видимо, подходило к кульминации: звуки скрипки взмыли и задержались на самой высокой ноте, «Свиньи на улице» выдали очередной набор так называемых аккордов и даже затянули что-то весьма смахивающее на доминанту, что в классике – сигнал аккомпанементу сходить на нет, тогда как солист со всей виртуозностью исполняет каденцию.
Я почувствовал, как у меня запылали щеки. Вся эта дичь привела меня в ярость – многие ли из застрявших внутри этой помойной кучи способны оценить «остроумие», «пикантность» такого эксцентричного финального приема или хотя бы не освистать его, при том что свищут беспрерывно? Но случилось самое ужасное: пассаж с молниеносными зажимами двух струн, в который Рой вложил все свое мастерство и что было сделать достаточно трудно даже с помощью скрипичного смычка и дьявольски сложно при помощи контрабасного, прозвучал естественно, безупречно, легко. Боже мой, подумал я, неужто он не видит, что всей этой публике плевать на то, что трудное можно сделать легким, что трудное вообще существует в той или иной форме, – ведь эти любят и видят только легкое!
Не одарив меня трелью в верхней октаве, что в классическом произведении возвещает о вступлении аккомпанемента, Рой, мгновенно воссоединившись со «Свиньями на улице», почти в полной тишине завершил свою композицию. Отдаленный гул свидетельствовал о вытекании остатков публики из зала, где осталось лишь несколько человек, в том числе и мы с Болсовером. «Элевации № 9» завершились полным провалом. Я, с такой страстью этого желавший, ощутил внезапную пустоту и чувство всепоглощающего краха.
Болсовер закурил сигарету:
– Ну и как вам, понравилось хоть чуть-чуть?
– Нет! Все это… Нет, нет! А вам?
– Нет! Придется вставить кое-что в свой отчет, но немного. Могу позвонить вам, если материал пройдет. Во всяком случае, встретимся в редакции!
Мы поднялись и пошли вдоль ряда опустевших стульев.
– Ладно! Всего наилучшего, Терри!
– Послушайте, Дуг, я бы на вашем месте позаботился побыстрей вывести отсюда маэстро. Тут много всяких темных личностей околачивается. Такие мне знакомы по фестивалям: чуть что – в драку. Наш маэстро фигура явно неординарная, может привлечь их внимание.
– Пожалуй, пойду разыщу его! Спасибо!
Когда я наткнулся на Роя в дальнем углу сцены, уже повсюду гасили свет и разбирали оборудование. Он в компании с типом в серебряном парике и еще одним или двумя из «Свиней на улице» стоял молча, задумчиво у низенькой дверцы, через которую (как нетрудно было себе представить) некогда проходили рабочие в комбинезонах и с инструментами, чтобы приступить к ремонту и оснастке трамваев. Рой со скрипичным футляром в руке бросил мне с деланной усмешкой:
– Ну вот, старина! Я и говорю, был дан шанс, я же предпочел поражение.
– Видимо, так.
– Не волнуйтесь, не собираюсь вас пытать, что о моем выступлении думаете. Это подождет, как и все прочее. Как бы то ни было, теперь мне известно мнение большинства.
