Это был двухэтажный дом из красного кирпича с гонтовой крышей и походил на котсуолдский домик, перенесенный через океан, или на жилье зажиточного хоббита. Единственная калифорнийская черта — дворик в колониальном стиле. Двухсветная гостиная со сводчатым потолком и терракотовой плиткой на полу выглядела уютно. С одной стороны было большое треугольное окно до самой крыши. Вначале там был витраж, как в церкви, но Джобс заменил его прозрачным стеклом. Стив и Лорен кое-что переделали: расширили кухню, куда поместились дровяная печь для пиццы и длинный деревянный стол для всей семьи. Планировалось закончить ремонт за четыре месяца, но он растянулся на шестнадцать, потому что Джобс постоянно менял проект. Они купили еще небольшой соседний домик и снесли его. На его месте Пауэлл разбила прекрасный сад, где посадила цветы, овощи, травы.
Джобс был покорен умением Карра Джонса использовать старые материалы, например уже бывшие в употреблении кирпичи и деревянные телефонные столбы. На кухне он положил доски, которые использовались как опалубка бетонного основания моста «Золотые ворота», строившегося как раз одновременно с домом. «Он был умелым мастером-самоучкой, — говорил о нем Джобс, показывая все эти детали. — Ему было важнее изобрести, а не заработать побольше, и он так никогда и не разбогател. Он ни разу не покидал Калифорнии. Идеи он брал из книг и из журнала Architectural Digest».
Вудсайдский дом так и остался полупустым, Джобс купил туда лишь самое необходимое: комод и матрас в спальню, карточный столик и несколько складных стульев для комнаты, ставшей подобием гостиной. Ему хотелось видеть рядом с собой только те вещи, которые его восхищали, и поэтому он не мог просто поехать в мебельный магазин и все купить. Однако теперь он жил в нормальном доме, с женой, и вскоре ожидался ребенок, так что надо было пойти на уступки. Это было тяжело. Они купили кровати, шкафы и комоды и музыкальную систему для гостиной, но с диванами дело обстояло сложнее. «Мы обсуждали мебель восемь лет, — вспоминает Пауэлл. — Мы довольно долго рассуждали о том, какая цель у дивана». Покупка бытовой техники обернулась философской проблемой. Несколько лет спустя Джобс описал журналу Wired процесс покупки стиральной машины:
Оказывается, все американские стиральные и сушильные машины неправильные. В Европе их делают гораздо лучше, но они стирают одежду в два раза дольше! Оказывается, они используют примерно в четыре раза меньше воды, но на одежде оказывается меньше моющего средства. И что важно, они не портят одежду. Европейские машины используют куда меньше порошка, куда меньше воды, но одежда получается куда чище, мягче и дольше служит. Мы потратили некоторое время на обсуждение компромиссного решения. Мы очень много говорили о дизайне, но и о том, что важнее для нашей семьи. Так ли нам важно, что стирка займет час, а не полтора? Или для нас важнее, чтобы наша одежда была мягкой и дольше служила? Важно ли для нас меньшее потребление воды? Мы беседовали об этом ежедневно за ужином на протяжении двух недель.
В конечном итоге они купили стиральную и сушильную машину фирмы Miele немецкого производства. «Она вызвала у меня больше восторга, чем любая технологическая новинка за последние годы», — признавался Джобс.
Для гостиной со сводчатым потолком Джобс купил произведение искусства — фотографию Анселя Адамса, зимний рассвет над Сьерра-Невадой, снятый из калифорнийского городка Лоун-Пайн. Адамс сделал этот огромный отпечаток для своей дочери, которая потом его продала. Однажды домработница Джобса протерла его влажной тряпкой, и Джобс, отыскав одного из сотрудников Адамса, попросил его прийти, снять поврежденный слой и восстановить его.
Их дом выглядел настолько непритязательно, что Билл Гейтс был поражен, когда приехал с женой навестить Джобса. «И что, вы все здесь живете?» — спросил Гейтс, который в то время как раз строил под Сиэтлом дом площадью 6 тысяч квадратных метров. Даже во времена второго пришествия в Apple, будучи всемирно известным миллиардером, Джобс по-прежнему не имел ни охраны, ни постоянно проживающей прислуги и даже не закрывал днем заднюю дверь.
Единственная проблема с безопасностью странным и печальным образом была связана с Барреллом Смитом, лохматым херувимом, который писал программы для Macintosh, приятелем Энди Херцфельда. После ухода из Apple у Смита проявились биполярное аффективное расстройство и шизофрения. Он жил неподалеку от дома Херцфельда и, когда болезнь прогрессировала, ходил по улицам голый или бил стекла в машинах и церквях. Его пичкали лекарствами, но трудно было подобрать правильную дозу. Когда его демоны вернулись, он стал по вечерам ходить к дому Джобса, бросал камни в окна, оставлял бессвязные письма, а однажды подбросил в дом петарду. Его арестовали, но дело закрыли, когда Смит продолжил лечение. «Баррелл был таким веселым и наивным, и в один апрельский день он внезапно сломался, — вспоминал Джобс. — Это совершенно непонятно и очень печально».
Джобс сочувствовал ему и часто спрашивал Херцфельда, чем еще можно помочь. Однажды Смита посадили в тюрьму, и он отказался назвать свое имя. Херцфельд через три дня узнал об этом и попросил Джобса его вызволить. Джобс помог, но удивил Херцфельда вопросом: «Если бы что-то подобное случилось со мной, ты стал бы так же заботиться обо мне?»
Джобс оставил себе дом в Вудсайде примерно в 15 километрах от Пало-Альто. Он хотел снести этот построенный в 1952 году особняк в испанском колониальном стиле с 14 спальнями и возвести на его месте совсем простой современный дом в японском стиле, примерно в три раза меньше. Двадцать лет шла длинная серия судебных разбирательств с людьми, желавшими сохранить старый, пусть и гибнущий дом. (В 2011 году он наконец получил разрешение на снос, но к тому времени уже не было желания строить второй дом.)
Иногда Джобс пользовался полузаброшенным вудсайдским домом — и особенно его бассейном — для семейных вечеринок. Когда Билл Клинтон был президентом, он и Хиллари, навещая дочь в Стэнфорде, останавливались во владениях Джобса, на ранчо 50-х годов. Поскольку этот дом также не был оборудован, Пауэлл к приезду Клинтонов обратилась в мебельные магазины и галереи, чтобы его обставить. Однажды, вскоре после внезапных признаний Моники Левински, Пауэлл осматривала дом перед приездом Клинтонов и заметила, что одна картина пропала. Она забеспокоилась и спросила у сотрудников спецслужб, прибывших в дом заранее, что случилось. Один из них отвел ее в сторону и сказал, что на картине было изображено платье на вешалке, которое могло напоминать о синем платье в деле Левински, и поэтому решено было картину убрать. (Как-то раз во время ночной телефонной беседы Клинтон спросил Джобса, как ему вести себя в истории с Левински. «Не знаю, было ли это на самом деле, но если да, нужно все рассказать народу», — сказал президенту Джобс. Клинтон в ответ промолчал.)
Лиза поселяется в доме
Когда Лиза училась в восьмом классе, Джобсу позвонили ее учителя. У нее были серьезные проблемы, и школьное начальство посчитало, что ей было бы лучше уехать из дома матери. Отправившись с Лизой на прогулку, Джобс расспросил ее о случившемся и предложил перебраться к нему. Лиза, которой было уже четырнадцать, два дня подумала и согласилась. Она уже знала, в какой комнате хочет поселиться — по соседству с папиной. Однажды она заходила в дом, когда там никого не было, и примерялась к комнате, полежав на голом полу.
