— Я всем отвечаю, что проданные акции — не твои. Помнишь, мы договаривались, что ты не будешь продавать, не посоветовавшись вначале с нами?
— Все верно, — ответил Джобс.
Амелио из этих слов понял, что Джобс ничего не продавал, и сделал соответствующее заявление. Но когда вышел очередной бюллетень Комиссии по ценным бумагам и биржам, оказалось, что это все-таки были акции Джобса.
— Черт возьми, Стив, я же тебя спросил напрямик, чьи это акции, и ты сказал, что не твои! — воскликнул Амелио.
Джобс ответил, что продал их в «приступе депрессии», волнуясь за судьбу Apple, а потом не хотел признавать, будучи «в некотором смущении». Когда я спросил его несколькими годами позже, он просто ответил: «Я не считал, что должен сообщать об этом Гилу».
Почему же Джобс дезинформировал Амелио? Есть простая причина: иногда Джобс предпочитал не говорить правду. Хельмут Зонненфельд однажды сказал про Генри Киссинджера: «Он врал не потому, что это было в его интересах, а потому, что это было в его натуре». В натуре Джобса было обманывать или скрывать что-то в случае, если он считал это оправданным. В то же время он порой бывал обескураживающе честен, говорил ту правду, которую большинство пытается приукрашивать или утаивать. И то, как он лгал, и то, как говорил правду, вполне соответствовало его ницшеанскому представлению о том, что он выше всяких правил.
Уход Амелио
Джобс отказался пресечь разговоры Ларри Эллисона о насильственном поглощении, тайком продал свои акции и не признался в этом. Амелио наконец догадался, что Джобс целится в него. «Я наконец сообразил, что слишком пылко верил, будто он в моей команде, — вспоминал позднее Амелио. — Стив стал претворять в жизнь свой план — убрать меня».
Джобс и в самом деле бранил Амелио при любой возможности. Он не мог себя сдержать. Но это было не главной причиной, почему совет директоров отвернулся от Амелио. Финдиректор Фред Андерсон считал своей обязанностью регулярно докладывать Эду Вуларду и совету о катастрофической ситуации Apple. «Фред рассказывал, что наличные деньги утекают, люди уходят и еще многие ценные для компании сотрудники готовы ее покинуть, — рассказывал Вулард. — Он ясно давал понять, что корабль скоро пойдет ко дну и даже он подумывает об уходе». Это только прибавило беспокойства Вуларду, помнившему о неудачном выступлении Амелио перед акционерами.
На заседании совета директоров, когда Амелио не было в зале, Вулард рассказал, как он оценивает ситуацию: «Если Гил останется гендиректором, то, по-моему, вероятность того, что мы избежим банкротства, только 10 %. Если мы уволим его и убедим Стива занять это место, шанс выжить — 60 %. Если же мы уволим Гила, не вернем Стива и найдем нового гендиректора, наши шансы — 40 %». Совет уполномочил его обговорить со Стивом его возвращение.
Вулард с женой полетели в Лондон на Уимблдонский турнир. Днем Вулард наблюдал за теннисистами, а вечера проводил, звоня из отеля в Америку, где как раз наступал день. Когда он уезжал из отеля, телефонный счет составил около двух тысяч долларов.
Перво-наперво он позвонил Джобсу и сказал, что совет директоров решил уволить Амелио и хочет позвать на должность генерального директора его. Казалось, именно этого и хотелось Джобсу, который все время агрессивно высмеивал Амелио и продвигал свои идеи, что делать с Apple. Но вдруг, когда ему предложили взять все в свои руки, он ответил уклончиво:
— Я помогу.
— В качестве генерального директора? — спросил Вулард.
Джобс ответил, что нет. Вулард настаивал, чтобы он стал хотя бы временным директором. Но Джобс вновь не согласился.
— Я буду советником, — ответил он. — Без оклада.
Он согласился войти в совет директоров — чего страстно желал раньше, — но отказался от должности председателя.
— Это пока все, что я могу сделать, — сказал он.
Он послал служебную рассылку сотрудникам Pixar с уверениями, что не бросит их. «Три недели тому назад мне позвонили из совета директоров Apple с предложением вернуться в компанию в качестве генерального директора, — писал он. — Я отказался. Тогда меня попросили стать председателем правления, и я тоже отказался. Так что не волнуйтесь — это все лишь пустые слухи. Я не планирую покидать Pixar. Вы прочно связаны со мной».
Почему Джобс не принял бразды правления? Откуда это нежелание взяться за работу, о которой он, казалось бы, мечтал двадцать лет? Когда я спросил его об этом, он сказал:
Мы тогда только сделали Pixar открытым акционерным обществом, и я был счастлив быть там генеральным директором. Я не знал ни единого человека, кто занимал бы эту должность одновременно в двух открытых акционерных обществах, пусть и временно, да и не был уверен, что это вообще законно. Я не мог решить, чем мне хочется заниматься. Мне нравилось проводить больше времени с семьей. Я разрывался. Я понимал, что дела у Apple плохи, но не знал, стоит ли отказываться от приятного образа жизни. А что подумают акционеры Pixar? Я советовался с людьми, которых уважал. В конце концов рано утром в субботу — в восемь часов — я позвонил Энди Гроуву. Я представил ему все «за» и «против», но где-то посредине он прервал меня словами: «Стив, мне на Apple плевать». Я был ошарашен. И как раз тогда я понял, что мне-то на Apple совсем не плевать — я основал компанию, и хорошо было бы ее сохранить. Вот тогда-то я и решил вернуться, временно, чтобы помочь им нанять генерального директора.
Утверждение Джобса, что он хочет больше времени проводить с семьей, было малоубедительным. Даже когда у него было свободное время, «Лучший отец года» из него не получался. Конечно, он стал более внимателен к детям, особенно к Риду, но в центре его внимания все-таки была работа. С младшими дочками он общался мало, с Лизой периодически прерывал общение, да и с женой часто был раздражителен.
Так в чем же была истинная причина его колебаний? При всем своем своеволии и ненасытной жажде контроля Джобс становился нерешительным и замкнутым, если был в чем-то не уверен. Страстно требуя совершенства, он не всегда умел правильно понять, как довольствоваться меньшим. И он не любил бороться с запутанными проблемами или идти на компромисс. Это относилось и к производимой продукции, и к дизайну, и к обстановке дома. Это же относилось и к личным отношениям. Если он твердо знал, куда надо двигаться, его было не остановить. Но если появлялись сомнения, он мог абстрагироваться от происходящего, предпочитая не думать о вещах, которые не удовлетворяли его на сто процентов. Как в случае, когда Амелио спросил, какую роль он хочет играть, — Джобс тогда предпочел молчать, игнорируя трудную для него ситуацию.
Такая особенность отчасти коренилась в его привычке видеть во всем либо только черное, либо только белое. Человек для него был гений или идиот, продукция — восхитительной или дерьмовой. Но более сложные вопросы, обладавшие оттенками и нюансами, как, например, женитьба, покупка правильного дивана, решение возглавить компанию порой ставили его в тупик. Вдобавок ему не хотелось провала. «Думаю, Стив хотел оценить, реально ли спасти Apple», — сказал Фред Андерсон.
