– Поверь, что я тоже рад тебя видеть, Мартин, – ответил дио-дао. – Живи!
И протянул вперед руки.
Мартин не колебался. Шагнул навстречу, и они с Рожденным Осенью обнялись. Тяжелое пузо дио-дао подрагивало между ними – еще не рожденному существу тоже хотелось посмотреть на Мартина.
Дом-купол делился на две комнаты. В меньшей дио-дао спал. Большая служила гостиной, кухней, ванной – всем сразу. Даже туалет отгораживала лишь деревянная ширма. Все было простым, незатейливым… и каким-то основательным, рассчитанным на годы и десятилетия.
– Я хотел назвать его Рожденным Зимой, – медленно двигаясь к столу, сказал Рожденный Осенью. Его походка была смешной, подпрыгивающей – юные особи дио-дао и в самом деле могли прыгать, подобно кенгуру, но беременность накладывала свой отпечаток. На тележке рядом с животом стоял кувшин с горячим чаем и какая-то снедь в вазочках. – Но теперь я передумал. Его новое имя – Дождавшийся Друга. Ты согласен, сынок?
Накидка колыхнулась. Из складок вынырнула маленькая пушистая голова – при рождении дио-дао были покрыты шерстью, она выпадала лишь к началу полового созревания. Детеныш смущенно покосился на Мартина и Кадраха.
– Не стесняйся, – сказал Рожденный Осенью. – Ответь.
– Да, родитель, – тихо ответил маленький дио-дао. И голова вновь скрылась под накидкой.
– Он знает туристический? – воскликнул Мартин. – Ты прошел через Врата беременным?
– Нет, я поделился памятью языка, – с улыбкой ответил Рожденный Осенью. – Помоги мне, Мартин…
Они расставили на столе кувшин и вазочки, потом Рожденный Осенью медленно отправился в кухонный угол комнаты за новыми припасами. Мартин не навязывал свою помощь – это могло обидеть дио-дао.
– Время моей личной жизни истекает, – негромко говорил Рожденный Осенью, доставая что-то из шкафчиков. – Я полагаю, что оно кончится этой ночью. Но я рад, я очень рад увидеть тебя снова, живущий десятилетия…
К горлу Мартина снова подкатил комок. Он хотел что-то сказать – но не нашелся.
Вопрос задал Кадрах:
– Прости мою бесцеремонность, Рожденный Осенью. Могу ли я задать оскорбительный вопрос?
– Да, – просто ответил дио-дао.
– Ваше размножение обязательно связано со смертью родительской особи?
– Плоть моего сына отделится от моей свободно, – ответил Рожденный Осенью. – И у нас давно уже достаточно продовольствия, чтобы детям не пришлось следовать традициям семейного каннибализма. Но когда он родится – часы моей жизни остановятся.
– Это биологический механизм? – спросил Кадрах. – Какие-то гормоны, ферменты… если их обнаружить…
– А вы обнаружили те механизмы, что заставляют вас стареть? – спросил Рожденный Осенью. – Почему ваше тело стареет, дряхлеет и умирает?
– Но если бы ты не забеременел… – пробормотал Кадрах.
– Я мог бы прожить на несколько дней дольше. На неделю. На месяц… – В голосе дио-дао прорезалось сомнение. – Есть травы и лекарства. Тысячи лет наш народ искал секрет долгой жизни. Великие ученые и герои отказывались от размножения… приказывали связать себя, когда наступала Ночь Свершения, а то и вовсе удаляли репродуктивные органы. Это не помогает. Это наша природа, геддар.
– Организм дио-дао вырабатывает три яйцеклетки и порцию спермы один раз в жизни, – пояснил Мартин. – Интервал времени, в котором возможно зачатие, называется Ночью Свершения. Десять – двенадцать часов секса. Гормональная буря, которой почти невозможно противостоять. Но если дио-дао не находит партнера… или ухитряется сдержаться… это означает лишь то, что его род прервался. Альтернативы нет.
– Я бы не хотел уйти из жизни на месяц позже, но не передав свою память сыну, – возвращаясь к столу, сказал Рожденный Осенью. – У меня была интересная жизнь… Тебе нравилась эта рыба, правильно, Мартин?
– Да, спасибо. – Мартин взял из его рук блюдце. – Ты живешь уже шесть месяцев, Рожденный Осенью?
– Шесть месяцев и восемь дней, – кивнул дио-дао. – Мой сын понимает… он старается не торопиться. Я поделился с ним уже почти всем, чем мог. Ему интересно, он смышленый малыш.
– А… внутриутробный срок… он не считается? – уточнил Кадрах.
– Обычно – нет. – Рожденный Осенью улыбнулся. – Это ведь зависит от родителя – когда он начнет делиться с ребенком разумом. Многие оставляют все на последний день. Я начал почти сразу после зачатия.
– Странно и пугающе… – сказал Кадрах. – Прости мои слова, дио-дао, но я пытаюсь представить, каково это – получить память своих предков еще в утробе матери… быть одновременно и личностью, и частью бесконечного ряда…
– Память передается выборочно, – устраиваясь рядом с Мартином на низеньком диване, сказал Рожденный Осенью. – Я стараюсь дать сыну все самое хорошее и интересное из пережитого мной, но оставляю и память об ошибках… сомнениях… неудачах. Ведь это тоже – часть жизни. Ты знаешь, что мы можем отдать детям половину своей памяти?
Кадрах кивнул.
– Во мне – половина памяти родителя, – продолжал Рожденный Осенью. – Четверть памяти деда. Восьмая часть памяти прадеда. И так до начала времен. Память самых далеких предков не хранит их слов и поступков, лишь проблески эмоций. Когда-нибудь и от моей памяти останется лишь неразличимый миг. Возможно, это будут мои нынешние эмоции. Не знаю. Над тем, какая часть памяти предков перейдет к сыну, я не властен, и он не будет волен распоряжаться моей. Но мне хочется, чтобы потомки помнили меня счастливым. Когда я обращаюсь к памяти предков, мне кажется, что они были счастливы – всегда, всю жизнь. Это как ласковое тепло, струящееся через тьму веков. Это очень хорошо – помнить тепло и знать, что тебя тоже запомнят. Я – звено в цепи поколений. Я – больше чем особь, я – род. Я счастлив.
Кадрах покачал головой, будто не соглашаясь. Но смолчал.
Рожденный Осенью взял кувшин, разлил чай по бокалам. Во вкусе напитка не было ничего от земного чая, но Мартин привычно называл его этим словом – как и любой другой травяной напиток любой планеты.
– Я рад вас видеть, – снова заговорил Рожденный Осенью. – Но я не настолько наивен, чтобы поверить, будто мой долгоживущий друг Мартин решил навестить меня в день моей смерти. И уж тем более сомнительно, что гордый геддар, – дио-дао улыбнулся, смягчая иронию своих слов, – прибыл сюда выяснять особенности нашей биологии. Чем я могу вам помочь?
Мартин и Кадрах переглянулись. Видимо, и «гордому геддару» было неловко просить о помощи умирающего.
– Я умираю, и этого не изменить, – сказал Рожденный Осенью. – Беседа с вами – радость моих последних часов. Но если я смогу чем-то помочь – это наполнит меня восторгом. Говорите.
– Ты же помнишь, кем я работаю? – спросил Мартин.
– Наемный полицейский, – кивнул Рожденный Осенью.
– Ну… пускай так. Недавно, неделю назад… – Мартин запнулся, понимая, как неуместна эта фраза в разговоре с живущим полгода существом, но исправляться было уже поздно, – меня попросили найти девушку, прошедшую Вратами…
