«Именно поэтому убийца… сошел с ума?»
«Он не сошел с ума, а пришел к уму, – терпеливо сказала девочка. – Он встретил новую сущность – тебя. В детстве его не подготовили к встрече с Чужими. Ты вел себя как шеали, но не был шеали. Рассудка не хватило, и ему снова пришлось думать. Он был шокирован разумом. Он заболел. Он не успел осмыслить новое и стал действовать как первобытный шеали – убивать слабых, чтобы спасти себя. Мне очень его жаль».
«Как шеали перестают быть разумными? – спросил Мартин. – Я хотел бы знать».
Девочка пристально смотрела на него.
«Извини, я только теперь поверила, что ты разумный. Ты принял новое сразу. Прости, я сомневалась».
«Ничего. Ты расскажешь мне, как шеали перестают быть разумными?»
«Да. А ты берешь меня в свою стаю?»
«Ну не могу же я тебя тут бросить? Ты ведь умрешь тогда».
«Я попробую выжить. Я умная, я что-нибудь придумаю. Можно уйти в леса и жить как дикари. Там есть хищники, но я сделаю…»
«Ты хочешь есть?» – спросил Мартин.
«Очень», – мгновенно ответила девочка.
«Какой же я дурак… Идем».
* * *
…Слава Богу, она не клевала принесенную официантом кашу, а ела чем-то вроде ложки. Начни девочка деловито стучать клювом по тарелке – опасность «шокироваться разумом» угрожала бы Мартину.
Но девочка шеали вела себя будто самая обычная человеческая девочка, проголодавшаяся и набросившаяся на вкусную еду. Энергично работала ложкой, с удовольствием запивала кашу фруктовым морсом. Мартин решил было попробовать кашу, но из осторожности спросил у официанта состав. Не могли такие крупные создания, как шеали, питаться только злаками!
Подозрения оправдались – помимо крупы, в кашу входил фарш из «живущего в земле». Возможно, речь шла всего-то о местных кроликах, обитающих в норах. Но Мартин, здраво рассудив, что в земле обитают еще и черви, уточнять первоначальный облик фарша не стал, от каши отказался и попросил стакан морса.
Девочка аккуратно вытерла клюв салфеткой. Посмотрела на Мартина:
«Спасибо. Очень вкусно».
«Просто ума не приложу, что с тобой делать», – признался Мартин.
«На твоей планете меня сочтут человеком?»
«Человек – это двуногое животное, лишенное перьев, – печально процитировал Мартин Аристотеля. – Я не стану врать, на тебя всегда станут смотреть с опаской. Но тебя не обидят, Землю посещают много Чужих».
«Это ничего, – сказала девочка. – Я привыкну. Я успею выработать новые инстинкты».
«А тебе обязательно терять разум?»
«Я еще не думала над этим, – призналась девочка. – Если у вас все разумны… Нет, не обязательно. Но ведь это трудно?»
«Быть настоящим человеком – это всегда трудно, – сказал Мартин, вновь прибегая к безотказной мудрости цитат. – Но неужели тебе хочется потерять разум?»
«Это не больно, – философски сообщила девочка. – Это рано или поздно случается со всеми. Вот сейчас я думаю, можно ли прожить всю жизнь, сохраняя разум, – и мне страшно. Как это – жить и думать? Всегда, до самой смерти? Разве ты не хочешь, чтобы все стало легко и просто? Чтобы не приходилось бояться, сомневаться, страдать, отчаиваться, колебаться, раскаиваться?»
«Я как-то слышал одного старичка, – сказал Мартин. – Он выступал по телевидению, в таком шоу… где собирают всяких чудаков на потеху публике…»
«А у нас нет таких шоу, – сообщила девочка. – У нас нет взрослых чудаков. Извини, я перебила».
«Так вот, этот старик утверждал, что все беды на Земле – от любви, – продолжил Мартин. – Ты ведь знаешь, что такое любовь?»
«Знаю. Это волнующее эмоциональное состояние, одно из свойств разума. Я тоже люблю одного мальчика».
Мартин улыбнулся:
«Замечательно. Старик перечислял всякие беды, происходящие от любви. Говорил, что любовь заставляет людей совершать странные нелогичные поступки, жертвовать жизненным покоем, а то и самой жизнью. Он советовал никогда не любить, а если получится – то и не размножаться или размножаться искусственным путем. Говорил, что попробовал как-то заняться сексом…»
«Я знаю, что такое секс», – спокойно сказала девочка.
Мартин хмыкнул:
«Ага. В общем, ему и секс не понравился… Смешной такой старичок. И когда он говорил, то кое-что даже звучало логично. Ведь от любви люди и впрямь часто страдают… если посмотреть со стороны. Я на него смотрел и думал, в чем же он не прав. Так бывает, человек не прав, но в чем – сразу и не понять. Сказать, что любовь – это еще и радость? Но нельзя же приводить радость в противовес горю! Это уже весы какие-то получаются, на которых взвешиваешь плюсы и минусы любви. А потом до меня дошло – этот несчастный старичок не понимает самого главного. Когда страдаешь от любви – это страдание светло. Это тоже радость, даже когда любовь безответна, когда тебе от нее – только печали и горести. Главное, что она есть – любовь. А у того старичка… может быть, что-то в ДНК неправильно, не знаю. Или он вообще лишен всех чувств, кроме вкусовых пупырышков на языке и удовольствия от мягкого дивана под седалищем. В общем, ему ничего не объяснить, как слепому цвета радуги… Так и с разумом, девочка. Он, конечно, штука коварная, и бед от него много. Но разум – счастье само по себе. А понять это может только тот, у кого он есть».
«Тот старичок – он говорил как наши взрослые, – заметила девочка. – Может быть, и у вас есть люди, которые перестали думать, которым хватает рассудка?»
«Может быть», – согласился Мартин.
«А ты кого-нибудь любишь?»
Странный это был разговор. Маленький ресторанчик на чужой планете, с посетителями, будто бы не замечающими Мартина. Собеседница – птенец Чужого. А тема разговора – разум и любовь. То, к чему все и всегда сводится…
«Любил, – откровенно сказал Мартин. – Кажется, любил. А сейчас… – Он заколебался. И честно закончил: – Не знаю».
«Значит, любишь», – рассудила девочка.
Мартин улыбнулся.
«А ты днем спишь?»
«Последние тридцать лет – нет. – Мартин внимательно посмотрел на девочку, хлопнул себя по лбу. – Я и впрямь дурак. Ты хочешь спать?»
«Мы спим днем. Пока маленькие», – призналась девочка.
«Идем. Тут недалеко».
Недалеко – это было смело сказано, но через полчаса они подошли к гостинице. Мартин посмотрел вверх – солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом. Что ж, можно уложить девочку спать и потихоньку отправиться к доброму полицейскому за информацией об Ирине.
Чувствуя себя не то Гумбертом Гумбертом, не то киллером Леоном из старого фильма, Мартин прошел мимо портье, ведя девочку за руку. Ладошка в его руке казалась совсем человеческой, и даже легкое шуршание перьев перестало замечаться. Портье встретил их появление равнодушным взглядом, но все-таки привлек внимание тихим клекотом и сказал:
