— Что ж, дварф, такую обиду стоит носить в сердце. — Лотар отошел от двери, вытащил меч и преклонил колени у ног Каллада. Он опустил голову и вытянул руки, держа клинок на ладонях. — Мой меч твой, если ты того пожелаешь.
Глава 16
Черная библиотека
Замок Дракенхоф, Сильвания
Конец времени
Тонкая патина льда украшала сочащиеся влагой сталактиты, свисающие с потолка обширной подземной библиотеки.
Библиотека…
Невин Кантор рассмеялся.
Это место являлось библиотекой не больше, чем так называемый храм Конрада — местом поклонения. И тут и там имелось все, чтобы получить такие названия, только вот не хватало души, неотъемлемой части оригиналов. Эти помещения — всего лишь бледные копии, как и многое в царстве второго графа-вампира.
Библиотека Конрада представляла собой огромное помещение в форме купола, высеченное в скале под Дракенхофом. Сталактиты каменными дамокловыми мечами висели в шестидесяти футах над головой изучающего книги чародея вечным напоминанием о капризах графа. Вдоль стен выстроились пыльные полки, битком набитые книгами, тайными магическими текстами, свитками пророчеств, древними рукописями, священным бредом и заклятиями темной мудрости вперемешку с пузатыми кувшинами, наполненными слепыми глазами, плавающими в соляном растворе, шкурками саламандры, тараканьими щитками, свиными пузырями, паучьими яйцами и змеиным ядом. Это была истинная сокровищница сокровенного, не без созданных суевериями фальшивок, конечно, но и с подлинной, редкой и почитаемой мудростью.
Только, в отличие от настоящей библиотеки, эта служила еще и тюрьмой.
Пещеру охраняли тхаги, великаны-душители. Их приверженность клану фон Карштайнов выходила далеко за пределы простой верности Конраду. Плоскоголовые громилы пришли с Востока вместе со своим господином, Владом. Долгожители, но все же не чистокровные вампиры — вот что твердили о смуглых детинах. Они никогда не расставались с дубинками, казавшимися в их кулаках легкими перышками. С толстых губ головорезов то и дело слетали глухие смешки. Их голые руки напоминали окорока — большие, мясистые и покрытые каракулями татуировок, таящих в себе ключ к их надменности. Эти знаки, нанесенные на плоть слуг самим Владом, делали их неуязвимыми для всего, кроме самой коварной магии.
Клетки в задней части библиотеки занимали деревенские дурачки, юродивые, ухитрившиеся как-то поймать один из ветров, везунчики либо люди со скрытыми талантами, но без подлинного мастерства. Не важно, отразили бы на самом деле чернильные узоры чародейское нападение или нет — немногие из обитателей темниц обладали подлинным магическим даром. Никто из них не рискнул бы, к примеру, попробовать выпарить воду из тел охранников и оставить их валяться на полу грудой запеченной человеческой глины — с тем же успехом они могли бы попытаться оглушить стражников фолиантом потяжелее.
В школе Конрада обучалось мало настоящих колдунов. Случайно ухватить ветер — отнюдь не то же самое, что обладание истинной силой. Мужланы могут судачить о волшебных талантах повитухи, спасшей младенчика, родившегося ножками вперед, и о чуде, когда солдатский амулет отразил стрелу, летевшую в самое сердце бойца. Все это не магия в подлинном ее смысле. Благоговейно трепетать тут не стоит.
Так что да, эти люди были пленниками, но в страхе и неволе их держали не магические чары, наложенные на тюремщиков, а мощное телосложение сторожей.
Невин Кантор не питал иллюзий: он такой же пленник, как и все эти бедные тупицы. Разница лишь в том, что он пленник добровольный. В магии, верил Невин Кантор, он отыщет собственное бессмертие.
Материалы, собранные Конрадом в библиотеке, даже во сне не снились Кантору. Он зарылся в книги, впитывая каждое слово, каждую закорючку в рукописях, каждый пояснительный чертеж, каждую гипотезу и каждый предрассудок.
А еще он слышал шепот.
Леверкюн и Фей крадучись, точно воры, обшаривали полки и укромные уголки в поисках истлевших страниц и лишившихся обложек томов, перебирая заклинания и восстанавливая знания. Он слышал их, даже когда они думали, что никто не слышит. Сперва это досаждало ему: сомнения постоянно терзали разум, и он решил снискать расположение Иммолай Фей. Обольщение удалось. Ведь истина проста: женщина, даже такая, как Фей, обладает теми же основными инстинктами, что и мужчина. Женщины тоже чувствуют. Женщины тоже хотят. Кантор говорил, говорил вещи личные, задушевные, завлекая ее интимными беседами и обещаниями. Это не было любовью, все оставалось на исключительно практичном, физическом уровне. Цель оправдывает средства. Страсть окупилась. Фей открыла ему секрет: некроманты верили, что где-то среди груд неучтенных магических книг затеряны страницы утраченных трудов Нагаша, заклинания из «liber Mortis», «Книги Смерти». «А как еще, — пробормотала она, утомленная яростным совокуплением, — Влад мог поднять мертвецов?»
Их доводы, с одной стороны, звучали резонно, но с другой — выглядели совершенно ошибочными. Кантор знал, что у Влада действительно имелись какие-то страницы из утерянных книг Нагаша, и в этом некроманты, конечно, не ошибались, но Кантор собственными глазами видел, как эти невосполнимые знания превратились в дым, когда сигмариты спалили имущество мертвого графа на очистительном огне. Только самодовольные идиоты вроде жрецов могли совершить нечто столь непоправимо глупое. Мудрость, считал Кантор, надо охранять, а не уничтожать — даже ту, с которой ты не согласен. Сожжение книг — это же святотатство, насквозь провонявшее глупостью сигмаритов.
Фей и Леверкюну следовало бы стать его союзниками в этом вопросе, но парочка сторонилась мага.
И неудивительно. Он всегда жил на грани, отвергаемый окружающими. Сигмариты держали его в тюрьме, намереваясь лишить пленника жизни, как только он станет для них бесполезен. О да, они с радостью выкачали бы из него всю кровь, если бы им это было выгодно, и не делали секрета из того, что легко и по дешевке продали бы его плоть — что они, собственно, и сделали, променяв колдуна на двух вампиров.
Вот во что жрецы его оценили. Даже дварф купил чародея лишь в расчете на то, что он принесет пользу. Колдун умел вынюхивать бестий и таким образом, выслеживая чудовищ, мог помочь дварфу совершить самоубийство. Каллад Страж Бури рассуждал о чести, о вечной борьбе со злом, об обретении свободы ценой смелости. Чушь. Дварф мертв, убит неприятелем, оказавшимся сильнее. Никакой чести, никакого благородства. Смерть, взвешивая жизни, не принимает в расчет вечные битвы и отвагу. Ценятся лишь сила, хитрость и власть. Маг не жалел о гибели своих спутников. Дварф убил бы его в конце их совместного пути, так что какой смысл проливать слезы по своему несостоявшемуся палачу?
Кантор давным-давно примирился с тем фактом, что его избегают и бранят за то, кто он есть.
Колдун даже знал тому причины. Его ненавидят, потому что он — иной, потому что он, как сама земля, потому что ее мелодия поет в его венах, потому что она повинуется его воле и потому что у него есть сила повелевать стихиями.
