Когда он рассказал ей о своих намерениях, она стала умолять его не подвергать себя опасности и сказала, что лучше уйдет в монастырь, чем позволит ему рисковать жизнью ради нее. В ответ на отказ Роджера Атенаис заявила, что прямо сейчас пойдет к отцу и сообщит о своем желании стать монахиней, таким образом сделав ненужным его отчаянный план.
— Ангел мой, — нежно промолвил Роджер, — я не могу остановить тебя, но твоя жертва окажется напрасной. Приняв помощь месье де Перигора и месье де ла Тур д'Овернь, я уже не в состоянии отступить, иначе они сочтут меня трусом. Молю тебя, не проси меня больше, так как, что бы ты ни сделала, я твердо решил драться с де Келюсом и постараться убить его.
Разумеется, Атенаис не оставила попыток отговорить Роджера, но они оказались безуспешными. Зная, что это свидание может стать последним, она дала юноше свой шарф, чтобы он носил его, как ее рыцарь, и обещала не сжигать за собой мосты до вторника — кануна свадьбы, — когда ей должно стать известно, кто оказался победителем — ее жених или ее возлюбленный.
Вечером месье де Рошамбо сказал Роджеру:
— В субботу я намерен провести совещание. Месье де Ренваль тайно вернулся из Соединенных провинций, где брожение умов достигло той стадии, на которой важные решения должны быть приняты без отлагательства. Месье де Монморен, кажется, заразился нерешительностью у его величества, но я более не позволю, ему колебаться. Он явится к четырем, и мы с друзьями намерены без обиняков изложить ему наши взгляды. Нас будет пятнадцать, так что все приготовьте и держитесь поблизости. Я хочу, чтобы вы присутствовали в комнате, записывали различные точки зрения и составили документ, который месье де Ренваль захватит с собой.
В предыдущих случаях Роджер посещал подобные совещания с аналогичной целью, и, если не считать несколько большего числа участников, не было никаких признаков, что на этот раз должно произойти нечто неординарное. Выслушав распоряжения маркиза с обычной почтительностью, Роджер был настолько поглощен собственными делами, что больше не думал о совещании до завтрашнего полудня.
Незадолго до четырех друзья маркиза — господа де Бретей, де Полиньяк, де Кастри и де Сегюр — прибыли в сопровождении более редких визитеров: герцога Нормандского, являвшегося также губернатором Дофине, величайшего моряка Франции адмирала де Сюффрена, месье Берара — главы французской Ост-Индской компании, герцога де Лозена
[129]
и маркиза де Водрея
[130]
— близких друзей королевы, герцога де Шатле, которого граф де Адемар недавно сменил на посту посла при Сент-Джеймсском дворе, герцога де Куаньи — главного королевского конюшего и еще одного человека, которого Роджер не знал. Собрание дополнили де Монморен и де Ренваль.
Когда все разместились за большим овальным столом, Роджер сел за столик у двери, и маркиз открыл совещание.
— Месье министр, — начал он, обращаясь к графу де Монморену, — мои друзья и я просили вас прийти сюда сегодня, дабы мы могли изложить вам состояние дел в Соединенных провинциях и предложить меры, которые мы рекомендуем в связи с этим. Месье де Ренваль предпринял, по моему мнению, абсолютно верный, хотя и исключительный шаг, вернувшись сюда без вашего вызова, убедить нас, что дальнейшее промедление может стоить нам всего, ради чего мы трудились многие месяцы. Он привез с собой нашего прославленного воина, месье графа де Майбуа, которого голландские республиканцы избрали командующим их добровольческим корпусом на случай гражданской войны. Думаю, будет лучше, если эти господа сообщат нам информацию, так сказать, из первых рук о положении, столь близко касающемся нас всех.
Месье де Ренваль заговорил первым и около двадцати минут излагал позицию мейнхеера ван Беркела, лидера республиканцев в Амстердаме, и пенсионариев других крупных городов Голландии, из чего становилось ясно, что подавляющее большинство их ждет только твердого обещания французской поддержки на случай интервенции Пруссии, чтобы объединенными силами восстать против штатгальтера.
Роджер слушал только вполуха. Его ум был поглощен выпадами, ответными ударами и прочими фехтовальными приемами, к тому же он хорошо знал эту старую историю. Так как Франция не могла позволить себе ввязываться в войну, Роджер не сомневался, что никакого обещания поддержки дано не будет, и хотя эта влиятельная группа французских империалистов продолжит тайно поддерживать голландских республиканцев, она никогда не осмелится предпринять меры, способные развязать общеевропейский конфликт.
После маркиза слово взял граф де Майбуа. Граф был единственным из присутствующих, кого Роджер не знал в лицо, и, когда тот начал сообщать факты и цифры, касавшиеся отрядов республиканских добровольцев в различных городах, Роджер стал слушать более внимательно. Граф закончил выступление, заметив, что, хотя он, как профессиональный военный, считает голландских бюргеров скверными солдатами, они достаточно многочисленны и дисциплинированны, чтобы помочь ему удерживать северные границы против пруссаков, покуда французская армия не пересечет страну и не придет ему на помощь.
Затем маркиз предоставил слово военному министру и министру флота.
Старый маршал де Сегюр заявил, что, как всем известно, цвет французской армии уже собрался во Фландрии под командованием блестящего полководца месье графа де Рошамбо — брата маркиза. Достаточно отдать приказ, и с помощью добровольческих сил, руководимых месье де Майбуа, все укрепленные города Соединенных провинций спустя две недели будут в руках Франции.
Маршал де Кастри добавил, что флот пребывает в состоянии полной боевой готовности и, с помощью инсургентов, в состоянии за неделю овладеть всеми портами Голландии.
Роджер все еще не видел причин для тревоги и удивлялся, почему эта группа поджигателей войны тратит время на обсуждение мер, которые они могут принять в определенных обстоятельствах, хотя каждый— из них отлично знает, что все эти приготовления не более чем блеф и что они не осмелятся сдвинуть с места ни одного солдата и ни один корабль.
— Итак, месье министр, — снова заговорил маркиз, — все готово к началу боевых действий. Более года назад человек, чьи политические убеждения и чью личную жизнь я порицаю, но к уму которого питаю величайшее уважение, подал мне идею создания тайной армии в стенах городов иностранного государства, и…
Роджер с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть. Месье де Рошамбо мог иметь в виду только аббата де Перигора и беседу с ним, которую Роджер подслушал, стоя в потайной комнате. Он был настолько потрясен, что не слышал нескольких последующих фраз. Теперь стало ясно как день, что маркиз принял изощренный план аббата и все эти месяцы упорно осуществлял его. Роджер припомнил распоряжения насчет контрабандного оружия, плату золотом голландским посланникам и сотню деталей, которые ранее казались не связанными между собой, но теперь заняли свое место в общем плане. Роджер злился, что маркиз так ловко одурачил его, но быстро понял, что, так как месье де Рошамбо не скрывал от него ничего, кроме самого основного факта, он может сердиться только на себя за собственную слепоту и глупость.
