Несколькими часами позднее охрипшего от обвинений, выдохшегося и выжатого как лимон фюрера Борман проводил в личные покои, где его поручили заботам сначала скользкого доктора Морелля, а затем Евы. Отдохнув пару часов в постели, он послал за Грегори и предложил ему уже в который раз прогуляться в саду.
Уже наверху в парке он все еще напряженным голосом рассказал Грегори о сообщениях с фронтов, которые услышал на совещании, и закончил рассказ признанием:
— Русские возьмут Берлин — это точно. Но и что же с того?! Это вина предателей-генералов, не исполняющих мои приказы, а не моя. Если берлинцам суждено испытать нашествие большевиков, то за это они должны быть «благодарны» своей армии. А мне теперь самая пора подумать о более важных вещах: о своем будущем. Самая плохая из сегодняшних новостей — это то, что генерал Паттон начал танковый прорыв в направлении Баварских Альп. Там, разумеется, очень трудный для маневра рельеф. Но он из упрямых и настойчивых. Его новый прорыв угрожает Оберзальцбергу и самому Берхтесгадену. Могу ли я доверять частям, охраняющим мою баварскую ставку? Буду ли я там в безопасности? Могу ли я на нее рассчитывать?
Вот он наконец и пришел, тот момент, из-за которого за эти шесть недель Грегори натерпелся столько страху и переживаний. С помощью предсказаний Малаку — неважно, из какого источника они исходили, — ему удалось полностью завоевать доверие Гитлера. Он, понятно, не лелеял никаких надежд на то, что ему удастся склонить Гитлера к подписанию капитуляции, но всю свою кампанию он построил в расчете на то, что, быть может, повезет и результатом его мистификации маньяком-правителем будет заключен мир хотя бы на несколько месяцев раньше и тем самым удастся избежать ненужных жертв. Теперь пришло время рискнуть высказаться прямо. Помолчав, как бы прислушиваясь, к внутреннему голосу, он сказал:
— Мой фюрер, вам не следует искать прибежища в Оберзальцберге. Любая попытка продолжать войну оттуда заранее обречена на провал и будет бессмысленной. Американцы не теряют присутствия духа, и самое большее, на сколько вы можете рассчитывать продержаться, — это несколько недель. Не так давно вы говорили мне, что останетесь в столице до самого конца, что это послужит примером наивысшего образца верности народу Германии и беззаветной храбрости. Именно таким путем вам следует идти и дальше, а в будущем, которое вам открывается необозримыми просторами, вы, я уверен, не пожалеете о принятом вами решении.
Гитлер с минуту помолчал, потом спросил:
— Можете ли вы что-нибудь мне сказать о моем будущем?
— Могу, — не дрогнув, объявил Грегори. — Я справлялся у Малаку. Вы заново родитесь на Марсе.
— На Марсе? Но ведь эта планета выжжена дотла, за исключением, быть может, какой-нибудь скудной растительности, там нет жизни!
— Мой фюрер. Позвольте с вами не согласиться. Марс состарился раньше Земли. И что там делать человеку, если моря постепенно высохли, цивилизации родились и умерли? Но даже при современном развитии науки вполне реально изобрести способы продолжения жизни на этой планете. Весной и осенью тают ледники на полюсах. Вполне возможно, что этот последний резервуар воды используется по назначению, чтобы обретали свою былую плодородность более умеренные зоны. И всего этого марсиане добились, построив пятидесятимильные широкие каналы. Сейчас они стоят на грани вымирания.
— Отчего же, раз они разрешили свою проблему?
— Решение проблемы было наиболее приемлемым на том этапе развития и реально осуществимым, но оно не в силах решить проблему раз и навсегда. Испарение влаги уменьшает год от года их ресурсы. И наступил день, когда воды от таяния ледников уже не хватает для орошения самыми отдаленными каналами. Наступило время найти более радикальное решение своих проблем либо погибнуть. Однако звезды говорят, что это решение будет найдено и они выживут.
— И как же это произойдет?
— Наука на Марсе далеко продвинулась вперед по сравнению с нашей. Они уже могут преодолевать гравитацию и засылают в стратосферу космические корабли. Поскольку Марс уже не та планета, на которой можно жить, они собираются высадиться и завоевать какую-нибудь другую планету, на которой можно выращивать злаки, фрукты и есть животный мир. Они наметили Землю. Им понадобится тридцать-сорок лет на то, чтобы усовершенствовать межпланетные корабли и создать необходимый для вторжения флот, способный доставить на Землю достаточные силы, чтобы подавить сопротивление аборигенов. Но когда они прилетят, нам придется столкнуться с их оружием, о котором нам и мечтать не приходилось. И тогда подобно тому, что случилось с Кортесом, несколько сот конкистадоров смогут справиться с целой цивилизацией. И им тогда понадобится выдающийся полководец и вождь.
— Вождь! — эхом отозвался Гитлер. — Вождь! Вы и вправду считаете, что я…
— Да, мой фюрер, вы. Таково ваше предначертание. Именно это вам уготовано. Малаку в этом уверен, я — тоже.
— Завоевать весь мир! Весь, целиком! И тогда за мной будут идти по-настоящему убежденные и целеустремленные люди, вместо этих трусливых немцев. Какие перспективы! Тут поневоле поторопишься умереть.
Грегори исподволь взглянул на шагавшего с ним рядом вселенского масштаба маньяка, остался удовлетворен увиденным и начал бессовестным образом развивать достигнутый успех:
— Да, пожалуй. Мой фюрер, принимая во внимание такую участь, продолжать вести проигранную войну и рисковать попасть в плен союзникам — безумие. Насколько более благородно будет принять смерть в Берлине: проигравший, но не побежденный вождь среди руин своей столицы. Моей страстной к вам просьбой будет позволить сопутствовать вам и верно служить в сиянии вашей небывалой и грандиозной славы.
— Согласен, будете мне верным помощником, будете, — скороговоркой пробормотал Гитлер, зачарованный радужными перспективами, открывающими перед ним дороги к владычеству над миром. Вы подарили мне не только надежду, но и само видение, стремясь к воплощению которого в реальную действительность мне уже не терпится свести счеты с жизнью, я расстанусь с ней со счастливой улыбкой на устах.
На следующий день вечером за Грегори послал Геринг. Рейхсмаршал разговаривал по телефону с Коллером и сказал, что дело не терпит отлагательств. Поэтому Грегори пришлось с неохотой собраться и поехать в Каринхолл, как ни велико было его желание присутствовать при кончине Гитлера.
Дороги были запружены разбитым транспортом. Некоторое время Грегори вообще не верил, что они доберутся до места. Теперь, когда союзники и русские заняли почти всю Германию, они использовали захваченные аэродромы, Берлин бомбили не только по ночам, а круглые сутки. Из каждой дюжины улиц добрый десяток был настолько перерыт воронками, что невозможно было проехать. Везде громоздились груды мусора и битого кирпича.
Тысячи зенитных орудий стреляли по бомбардировщикам в небе, а те заставляли землю содрогаться от взрывов тяжелых бомб, лучи прожекторов бороздили небо по всем направлениям, а бушующее в домах пламя отражалось багровыми всплесками от туч, и все это напоминало ад. Поездка до Каринхолла заняла у них более пяти часов. До места они добрались после полуночи.
