Все же я еще раз остановился, осторожно взял Юдифь за плечо и повернул к себе, пока мы еще не вернулись в главный корпус. В свете фонаря, который Элен, как только мы отошли на несколько шагов, направила на нас (наверное, для того, чтобы убедиться, что мы действительно уходим, а не огибаем широкую дугу, чтобы подойти к ней в темноте с другой стороны) я впервые после несчастного случая в подвале внимательно всмотрелся ей в лицо.
Юдифь выглядела не просто плохо, но по-настоящему устрашающе: резаная рана на ее предплечье была шире и кровоточила сильнее, чем я предполагал, — так сильно, что не только ее рукав полностью намок от крови, но и на моей одежде в разных местах были пятна ее крови. Ее футболка была насквозь мокрой и чуть ли не вся была разорвана в клочья, а на ее лице кроме царапин, оставленных летучими мышами, появилось несколько отвратительных ссадин. Ее волосы были полностью растрепаны и свалялись, а их цвет из-за пыли, смоченной дождевой водой и превратившейся в кашицу, угадывался с трудом.
Я удивился той силе, которую проявила Юдифь, чтобы, несмотря на свое ранение, страх, безнадежность своего положения после обвала остаться в сознании, пока я ее не освободил. А, кроме того, тому, как она пробиралась вместе со мной в темноте, как будто с ней ничего, совершенно ничего не случилось. Она сильно побледнела, под глазами лежали темные круги, но она выдержала, совершенно безропотно, без намека на какие-либо жалобы. Я знал не много женщин, в которых я мог бы заподозрить такую смелость, которую проявила моя пышка Юдифь в этой ситуации, и я почувствовал прилив гордости за нее и легкое презрение к Элен. Юдифь даже постаралась улыбнуться, чтобы, по возможности, усмирить то беспокойство, которое явно читалось на моем лице.
Нам нужно было вернуться на кухню, чтобы я мог промыть ее раны и, по возможности, обработать их. Я взял ее за руку и сделал поспешный шаг ко входу, и моя нога как раз шагнула во все еще открытую колодезную шахту, которая недавно поглотила старого фон Туна.
Моя нога шагнула в пустоту, и я вскрикнул от ужаса. На протяжении одного бесконечного мгновения я пытался сохранить равновесие, дико взмахивая руками. Тут и моя левая нога, вследствие общей слабости, которую я все еще испытывал, задрожала и потеряла свою опору, и я рухнул в уходящую в глубину на многие метры смертельную дыру.
Часто говорят, что жизнь коротка. Но бывают ситуации, когда понимаешь, что это вовсе не так. Множество картин, которые проскочили перед моим внутренним взором, словно экранизированная биография моей персоны, когда я, лишившись опоры, всего какое-то мгновение балансировал на краю дыры и прощался с жизнью, давным-давно были забыты или вытеснены благодаря моему особенному таланту вытеснения. Прекрасные, грустные или просто нейтральные картины и впечатления со дней моего раннего детства до сегодняшнего дня вдруг обрушились на меня и ясно показали мне, что я гораздо больше пережил и перечувствовал, чем я осознавал раньше, и что я, собственно говоря, был намного старше, чем чувствовал.
И все-таки я был не готов проститься с жизнью. В отчаянной надежде нащупать что-нибудь, за что я мог бы схватиться, чтобы задержать мое, без сомнения, смертельное падение, я бесцельно схватился за темноту (очень странно, что в столь короткое время можно было думать, чувствовать и ощущать, но это действительно происходило, во мне пробудилась надежда, когда до меня донесся отчаянный крик Юдифи и эхом отозвался в шахте, заставив вибрировать мои барабанные перепонки) и нащупал что-то. Моя левая нога зацепилась за одну из ржавых скоб, которые были вделаны в каменную кладку. Боль от сильного рывка пронзила мою руку, когда я со всей силой, на какую только был способен, затормозил. На какое-то мгновение мне показалось, что я просто вырву руку сильным толчком от моего собственного веса, так что вся боль и все старания окажутся просто напрасными. Когда-нибудь мой наполовину разложившийся, изувеченный труп извлекли бы из шахты и начали бы срочно фотографировать для какого-нибудь сомнительного Интернет-сайта, пока части, на которые я развалился, не будут преданы захоронению в урне. Но я не вывернул плечо, а мои связки и сухожилия выдержали внезапную нагрузку, так что я только несколько мгновений барахтался ногами в пустоте, пока другой рукой искал опору на нижней скобе. Наконец я смог зацепиться, подтянуться и облокотиться верхней частью своего тела о край шахты.
Юдифь свалилась животом в огромную лужу, которая разлилась на весь двор, а на этом месте водопадом лилась прямо на меня, не давая дышать. Она схватила меня за плечи, чтобы за мою футболку вытащить меня наверх. Я оперся ногами о какие-то скобы и последним, сильным рывком перекинулся наконец через край, пока ржавая скоба не отдала богу душу. Она отломилась, стукнулась о стену и полетела вниз, в шахту. Тяжело дыша и совершенно обессиленный, я упал перед Юдифью на твердую, залитую водой мостовую.
— Ты проклятый, тупой простофиля! — всхлипнула Юдифь через некоторое время со смесью облегчения и еще не исчезнувшего ужаса. Она медленно поднялась на ноги, помогла мне встать и отвела меня на шаг от колодезной шахты. — Ты для этого только что спас мне жизнь, чтобы я могла увидеть, как ты гибнешь? Ты не должен больше в этом замке ужасов оставлять меня одну. Да еще с этой сумасшедшей там, сзади. — Она кивком показала на Элен, которая хладнокровно наблюдала за случившимся с расстояния всего нескольких метров, с того самого места, где мы ее оставили, посередине двора.
Я слегка улыбнулся и поцеловал ее в губы.
— Никогда, — твердо сказал я. — Не могу же я где-то оставить одну самую красивую женщину в мире. — Должно быть, не такой уж я неисправимый лгун, как я думал всю мою жизнь, по меньшей мере, хотя и было темно, мне показалось, что я все же заметил, как покраснели ее щеки. — Вообще-то я хотел взять тебя с собой, когда падал в шахту, просто ты выпустила мою руку, — с судорожной улыбкой добавил я.
— Придурок! — с вымученной улыбкой Юдифь ткнула меня в бок и потащила ко входной двери, мы взошли по ступеням в вестибюль. Добравшись туда, она вдруг остановилась и приложила указательный палец к губам. — Ты слышишь? — прошептала она, становясь вдруг совершенно серьезной.
Я прислушался и тоже услышал это. Из кухни к нам доносился тихий, жалобный плач изнемогающего человека. Я бросил на Юдифь испуганный взгляд, схватил зажигалку, которую она как раз вынула из кармана, быстро прошел через вестибюль и зажег ее, когда подошел к кухне.
— Оставь меня, — услышал я слабый, обессиленный шепот Карла, однако его в первый момент никак не мог увидеть. — Я не с ними. Пожалуйста, оставь меня!
Испугавшись, я внимательно осмотрелся в едва освещенном огнем моей зажигалки помещении и, наконец, заметил две фигуры на противоположной стороне. Эд, казалось, уснул. Наклонив голову набок, он сидел на пластиковом стуле, обмякнув и свесив руки, а Карл в нескольких шагах от него стоял на коленях перед обычным кухонным столом, закрыв обеими руками низко опущенную голову. Быстрыми шагами я подскочил к нему и протянул руку, чтобы помочь ему встать, но хозяин гостиницы нагнулся еще ниже, как еж, который выставляет острые иглы на спине, когда хочет защититься от чего-то или кого-то, чего он очень боится. Я обернулся, взглянул назад в надежде, что за мной на кухню вошла Юдифь. Я надеялся, что ситуацию можно будет разрешить, если проявить немного женской чуткости. Но, должно быть, Юдифь осталась в вестибюле, во всяком случае, здесь ее не было, и я, таким образом, был один на один перед сложной задачей успокоить взрослого мужчину, который, в сущности, годится мне в отцы.
