Я знал: этот перевал — последний.
И Исса это знал тоже.
Поэтому так радостно, счастливо горело сквозь грубый загар ясным румянцем его тонкое лицо.
Последние камни. Последняя тропа. Последний ветер. Последний поворот; нет, не последний! За поворотом — еще поворот. За жизнью — еще жизнь. Последняя жизнь! Нет, не последняя.
Розовый Тюрбан шел молча. Взглядывал на веселого Иссу. Сжимал рот тонко, жестко. Я видел — он что-то важное хотел спросить у Иссы. Не решался.
И все же решился.
Тронул рукой идущего Иссу за локоть. Мальчик мой остановился, прищурившись, глядел на друга, а солнце жгло и слепило, и он приставил к глазам ладонь, чтобы защитить зренье.
— Исса, — вымолвил Розовый Тюрбан и весь покраснел, зарозовели его щеки, лоб, подбородок, шея, — Исса, а человек может умереть, если сам того захочет?
Тут и Исса остановился. Брови в нитку свел. Под ноги себе глядел.
Я знал: он знает ответ, сейчас скажет, но медлит.
Исса положил руку на грудь Розовому Тюрбану.
— Может. Здесь, в горах, монахи знают тайну ухода.
— А ты… ее знаешь?
Исса хотел улыбнулся, но улыбнулся не снаружи, а внутри себя.
— Знаю.
Розовый Тюрбан схватил Иссу за локоть.
— Так научи меня!
Исса глядел весело, ясно.
— Ты так хочешь? Зачем? Не окончен твой путь.
— Я чувствую… — Розовый Тюрбан схватился за горло. Звук излетел из него, захрипел и погиб. — Я… знаю… Ты найдешь, что искал… а я… а я…
— Понял тебя, — веселые глаза Иссы стали печальными, он опустил ресницы. — Ты боишься, что я оставлю тебя?
— Да. — Розовый Тюрбан вскинул голову. В лицо Иссе смотрел. Глаза глазами ловил. — Я боюсь, что ты найдешь свое и оставишь меня.
— Разве боится человек новой жизни своей? Разве не расстаются люди на земле?
Розовый Тюрбан сел у ног Иссы. Закинул шею. Глядел на Иссу, как птенец глядит на большую птицу.
— Я не боюсь быть один. Жену, оставленную там, далеко, я забыл давно. Я боюсь остаться… без тебя. Ибо я поверил в тебя.
Исса прикоснулся кончиками пальцев ко лбу Розового Тюрбана.
— Юсуф! Я всегда буду с тобой. Там, где ты вспомнишь обо мне — там я и буду с тобой. И когда не вспомнишь — все равно буду. Ибо Мир Видимый есть отражение Мира Невидимого, а в Мире Невидимом все уже совершилось. Там нет прошлого, настоящего и будущего, там время варится в одном котле. Слышишь меня?
Розовый Тюрбан плакал и не утирал слез. Они капали с его сожженного солнцем лица в дорожную пыль.
— Слышу, слышу. Говори!
— Я хочу видеть моего Будду. Хочу говорить с ним. Люди сказали — он умер много веков назад. Для меня он жив. Ибо он есть Свет, и я хочу вернуться в Свет. Знаю Веды. Знаю улыбку Кришны. Знаю волю Шивы. Знаю огонь Заратуштры. Знаю ярость и страсть Матери Зверей. Знаю длань Ягве. Но тот, кто несет любовь и прощенье целому миру, еще не говорил со мной.
— Я знаю, — сказал Розовый Тюрбан, сидя на земле в пыли и не отирая бегущих по лицу слез, — что ты пойдешь один на встречу со Светом. Без меня. Ибо лишним тебе буду я.
Пальцы Иссы задрожали.
— Да. Я не слукавлю перед тобой. Я хочу идти один. Но прошу тебя, дойди со мной до берега Озера. Оно уже близко.
— Хорошо.
Исса подал Розовому Тюрбану руку, тот уцепился за пальцы Господа моего, и Исса поднял его с земли.
Так пошли дальше, мели подолами плащей камни, ветер рвал истрепанные ткани, щеки обжигал ветер снежных нагорий.
Больше ни о чем не просил Розовый Тюрбан Иссу. И Исса ему ничего не обещал.
Дошли до расселины в скалах.
Узкий путь. Лаз. Черный страх.
Дорога обрывалась, и дальше — лишь эта щель в камнях, рассеченная ветром и временем.
— Лезь, господин, — так Розовый Тюрбан сказал, — а я за тобой.
Обернулся. Онемел.
Исса медленно поднялся в воздух. Стал бестелесным, прозрачным. Смеялся. Взлетел и завис. Розовый Тюрбан видел снизу его босые пятки.
Он висел над расселиной, а Розовый Тюрбан отчаянно втиснул тело свое, истощенное в долгом пути, меж каменных ребер.
Лез. Протискивался. Кряхтел. Стонал. Застрял!
Исса висел в небе, рядом со мной, и не видел меня.
— Я сейчас! — кричал Розовый Тюрбан, обдирая локти, запястья, ребра, икры об острые, как ножи, камни. — Я… сейчас… погоди…
Исса перелетел по воздуху каменную гряду. Думаю, он сам не понял, что произошло с ним. Оказавшись на земле, он снова обрел плотность плоти и яркость одежд, его тело опять стало непрозрачным. Он ощупал себя и крикнул в каменную круговерть:
— Эй! Юсуф! Юсу-у-у-уф!
Молчание. Камни сдвинулись. Плотно, навек закрылась расселина.
Земля сжала человека в каменных ладонях.
Так земля напоследок полюбила его: дала ему смерть, ее же он втайне желал.
— Розовы-ы-ы-ый!.. Тюрба-а-а-ан…
Тишина. Озеро тишины. Озеро плача. Из слез человека по утраченному, по ушедшему можно налить в ладони гор прозрачное соленое озеро. Если бы это было единственное место на свете, где человек мог плакать, преклоняя колени перед неизбежным!
Ни крика. Ни всхлипа. Ни вздоха. Смещение гранита. Смещение песка.
Времен смещенье.
Все на свете продается и покупается. Кроме жизни.
Он не успел купить у смерти свою жизнь, купец в розовом тюрбане.
Друг, прошедший с ним великую землю из конца в конец.
Не успел. Не смог.
— Прощай, — прошептал Исса, приложив сложенные ладони к губам, и добавил, как здесь говорят, в горах: — На— мастей!
И эхо ответило ему с каменной гряды: намастей… мастей… эй…
Шагнул к сомкнувшейся расселине. Под ногами высверк.
Наклонился. Поднял с земли перстень.
Яйцевидный камень, серо-лиловый, с кровавыми искрами внутри. Земля выбросила ему в одинокую ладонь память о друге. Розовый Тюрбан успел с ним попрощаться.
Исса склонился и припал губами к камню. Задыхался. Воздуха мало на высоте.
Блаженны нищие духом… ибо их… ибо их…
«Ибо их есть Царствие. А вы… не смогли».
Надел перстень на безымянный палец — так, как носил его Розовый Тюрбан. Низко поклонился внезапной могиле.
И я опять услышал, как он подумал: «Сколько людей спят в земле. Вся земля сложена из усопших. И я усну. Придет и мой черед. Но Свет! Мой Свет! Ты обещанье мое. Ты оправдание всех!».
