Книга Юродивая, страница 132. Автор книги Елена Крюкова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Юродивая»

Cтраница 132

Я села рядом с ней на корточки. Ее блестящие глаза оказались напротив моих.

Солдаты закурили. Сандаловый дух поднялся к округлому потолку юрты. Дым плавал во тьме рыбами, таял снеговыми узорами, когда их на зимнем стекле прихватит повернувшим на весну Солнцем.

— Цэцэг… — сказала я. — Ты мать… И я тоже мать… Дай мне подержать его на руках… Немного… Я же помогала ему выйти сюда… к нам…

Она вздохнула.

— Держи! Недолго…

Я осторожно взяла на руки младенца. Насосавшись материнского молока, он спал, и вся его жизнь лежала у меня на руках, спала и сопела, и я склонила голову и поцеловала его в мокрый лобик, бормоча безумные и невнятные тайные заклинания — от порчи, от сглаза, от ранней смерти, от страшной хвори. Я призывала к его изголовью ангелов со сверкающими копьями и отгоняла злых демонов с черными мечами. И я сказала еще:

— Гэсэр-хан, Гэсэр-хан… Приди… благослови…

И полог юрты отпахнулся, и вошел он, маленький человечек, старичок, с головою, похожей на головку лука, в сапогах с загнутыми носками, в старом изодранном войлочном халате. Седые патлы висели вдоль старческих торчащих скул. Морщинистое личико. Запавшие до кости пронзительные глазки. Лысинка. Островерхую шапку мял в корявых руках. Пьяненький. Неужели? Да: запах изо рта сильный, дух спиртовый, перегарный. Качается.

— Я здесь, — вновь покачнулся. — Кто звал меня?.. Она?.. — Кивнул на меня. — Она… может. К ней все бегут, и звери и птицы…

— Кто ты?.. — восхищенно спросила родильница.

— Гэсэр-хан.

— Что тебе нужно здесь?.. Ты же умер давно…

— Дай мне водки, — проскрипел старичок и потер щеку кулаком. — Замерз я сильно. Там, где я живу, очень холодно.

Солдаты будто ослепли и оглохли. Казалось, они не видели, не слышали нас. Они расселись на полу юрты, на войлоках, кошмах и иных тряпках, и курили, плюясь и тяжело дыша. Они забыли обо мне, о Цэцэг, о мальчике. Монголы тоже не обращали на нас внимания. Они молились.

— Эй! — крикнула я тихо. — Цэцэг!.. Где в юрте водка!.. Скажи…

Она указала слабой рукой в угол. Я поползла туда на животе. Нашарила в темноте бутыль. Большую четверть, с граненой стеклянной пробкой — должно быть, военный трофей. Она была почти пуста. На дне булькала белая ртуть. Рисовая китайская водка со змеиным ядом.

— Подставляй ладонь, — сказала я грубо, подтащив бутыль к ногам старичка. — Чашек да рюмок тут нету. Это Война, Гэсэр. Делать нечего.

Он, хитро усмехаясь, подставил мне сложенные лодочкой ладони. Я наклонила бутыль; из горлышка полилась серебряная ледяная струя, наполнила стариковскую пригоршню. Он склонил лысую головенку, припал губами к плещущей в пригоршне водке и стал пить, глотать, втягивать в себя белый огонь. Вобрав все до капли, он тяжело и хрипло выдохнул, отер мокрыми ладонями лицо и счастливо засмеялся.

— Водка хороша, — выронил он слова, как монету. — А нельзя еще?

— Это все, — сказала я и потрясла пустой бутылью. — Скажи спасибо…

— Ты говорила об Иссе, — холодно сказал Гэсэр-хан. — Мне доводилось Его учить. Он много у меня перенял. Я остался доволен Им.

Я поглядела на Гэсэра сквозь неровное, кривое стекло синей бутыли.

В очаге горел тихий огонь, взлизы пламени освещали котлы, казаны, мангалы, сваленные в углу юрты. Монголы застыли в бесконечной благодарственной молитве. Солдаты курили пьянящие благовония и крепкий, жутко воняющий табак. Младенец, рожденный Цэцэг, спал.

— Гэсэр-хан, — сказала хрипло, волнуясь. — Милый Гэсэр-хан. Я тебя очень люблю. Ты видел Его. Ты учил Его. Ты старше Его; скажи, где Он теперь? Что сейчас с Ним?.. Куда…

Он перебил меня. Его крохотное печеное личико сморщилось еще сильнее, он рассмеялся и чихнул. С чиханьем капли водки вылетели у него из беззубого рта.

— Зачем тебе Он? — смеясь, спросил Гэсэр-хан. — Разве тебе недостаточно меня?.. Я тоже хорош. Я еще силен. Я смело пью водку. Я скачу на коне. Я играю на морин-хуре и предсказываю будущее по звездам. Что тебе еще надо? Иссы нет. Он не придет к тебе. У Него много дел кроме тебя. Ты думала, Он будет сидеть около твоей юбки всю жизнь?

— А разве у Него одна жизнь?! — неистово крикнула я.

Гэсэр сощурился. Два зуба торчали у него изо рта. Два желтых клыка — справа и слева.

— Одна?..

Тишина повисла паутиной. Цэцэг блестела во тьме глазами, похожими на новорожденных ужей, только вылупившихся из яйца.

— Одна жизнь?..

Я вскочила. Бутыль, просвеченная огнем очага, моталась в моей руке. Волосы светились красным золотом.

— О, рыжая, рыжая, — покачал лысой головой Гэсэр-хан, сморщился и заплакал. — О, рыжая, ты, значит, не знаешь совсем, сколько у человека на земле жизней.

— Одна?! — Мой вопль сотряс проволочный каркас и мохнатые стены круглой юрты.

Гэсэр молчал.

Цэцэг молчала и улыбалась.

Младенец молчал и спал.

Солдаты молчали и курили.

Монголы молчали и молились.

Гэсэр поклонился мне, шатаясь, чуть не падая. Полы его войлочного халатика развевались. Халатик был напялен на голое тело. На тощей груди вились седые жалкие заросли. На жилистой шее висел круглый медальон с вычеканенным китайским иероглифом.

— Фу — счастье, — наставительно сказал Гэсэр-хан, указывая прокуренным пальцем на чеканку. — А счастья-то не было и нет. А ты еще спрашиваешь, сколько у тебя жизней. А иероглифов таких пять тысяч. Или десять. Или я не знаю сколько. И все не прочитать. А Он читает все. И Он сам пишет их. Своей кровью. На песке. На льду. На снегу. На живой коже. И когда-нибудь опять напишет на своей коже кровью своей. Ему не жалко. А тебе своей жалко… Ксения?..

Я вздрогнула, услышав свое имя.

Здесь, в степях, на просторах Зимней Войны, оно было чужим, странным… снежным.

— Мне жалко только детей, — жестко сказала я. — Иди, Гэсэр, откуда пришел. У тебя много жизней. Ты не обеднеешь. И водкой тебя угостят. В иных юртах. Там тоже добрые люди есть.

И отвернулась.

Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как по моим щекам текут крупные горячие слезы, стекают по шее, тают в махрах драной моей мешковины, болтающейся на исхудалых голодных плечах.


— И это тоже ты сыграй, — хрипло выдохнула девочке Ксения, — шарманка все вытерпит. Она, шарманка, болтливая; и язык у нее без костей. Ее валик запомнит все, что я рассказала… что я в нее надышала. Она тоже жива, как мы с тобой. У тебя мамка-то где?..

Вода журчала под мостом.

Облака отражались в реке, сияя и сверкая — безумные снеговые горы, вздымающиеся в зеркально опрокинутом небе, и на горах, как на серебряном троне, сидел Гэсэр-хан, хитро подмигивал, добывал из кармана халатика маленькую бутылочку и прикладывался к ней.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация