— Ура! Ура! Ура! А что еще говорят в таких случаях?
НЕПРИЯТНЫЙ ТАНКЕР
Генерал Алмейда был человеком слова и действительно надолго бойцов; не задержал. Сам он .укатил куда-то вперед вместе со своим эскортом, а с «интернационалистами» остался какой-то полковник и человек пятнадцать солдат.
Полковник с Болтом составили акт о передаче всех трофеев в распоряжение алмейдовской армии, и в вертолет, пилотируемый Федей Лапой, бойцы грузились только со своим штатным оружием. Заныкать решили только несколько цинков с патронами и десятка три гранат к подствольникам. На всякий случай — лететь-то надо было еще прилично, да и где они сядут, тоже нельзя было сказать однозначно.
Дело в том, что победительный тон речи Жоау Алмейды касался в основном положения на северо-востоке. В районе столицы все было совсем наоборот, то есть очень даже хреново. Ал-мейда-старший, он же президент, уже отдал азеведовцам почти всю южную часть города. В его руках оставался только аэропорт с авиабазой ВВС да несколько кварталов, прилегающих к порту и шоссе, ведущему на северо-восток. Именно по этому шоссе 1-я армия алмейдовцев должна была драпануть в ближайшие несколько часов. Во всяком случае, такую информацию довел до Болта «японский шпион Хведялапа».
Поэтому, как и предполагалось загодя, Лапа повез всех на танкер, находившийся в международных водах под панамским флагом, но с исключительно русской командой.
Васку Луиш с ними не полетел. Его миссия была закончена. Он поручкался со всеми на прощание и по секрету доложил, что генерал уже подписал приказ о его производстве прямо в полковники.
— Поздравляю! Жаибиш! — хлопнул его по плечу Гребешок.
— Хуна! — оскалил зубищи нынешний «коронел». — Прилетайте еще, глядишь, генералом стану. А Тарану он сказал нечто загадочное:
— Довези то, что взял. И не потеряй себя. Это трудно!
В общем, они погрузились и полетели.
Полет прошел вполне нормально и даже скучно. В самом начале его, когда Лапа, поднявшись с шоссе, разворачивался над горами, Юрка смог бросить пару взглядов на те места, где проходили события, и убедился, что никакие сверхъестественные силы к делу не причастны. Мост около Муронго остался, и деревня Муронго, где, поди-ка, шла подготовка к похоронам вождя, никуда не делась. В отличие от Муангу, которая все еще горела. И вообще вся дорога, начиная от выезда на асфальтированное шоссе, нормально выглядела, за исключением последнего моста, который мирно лежал на дне пропасти и ни в чем не растворялся. И Гора Злых Духов оказалась на месте, причем «стакан» тоже никуда не прятался. Самих духов опять же не появилось — не бось от жары в воду попрятались. Перевал тоже никуда не исчез — там алмейдовские трофейщики-похоронщики копошились. С высоты 2000 м, сидя у иллюминатора на левом борту Юрка их отлично рассмотрел.
Потом «восьмуха» прошла над бывшим карвальевским аэродромом, где на взлетной полосе еще валялись обломки сгоревшего «С-130», и над капонирами, в которых Механик разутюжил «МиГи». Все это было видно прекрасно.
Когда пересекали шоссе, ведущее из столицы на северо-восток, то разглядели десятка два автобусов и грузовиков, торопившихся в направлении Редонду-Гонсалвиша, под охраной БТР и джипов. Похоже, что из столицы сматывались чиновники-ма-зонде и иная братия, которой не хотелось дожидаться азеведов-цев. Так что похоже, что информация «Хведилапы» была достоверной.
Истребители Азеведу их не побеспокоили. Они улетали, как раз в разгар сиесты, и чья бы нынче ни была очередь на полеты — Володи с Толей или поляков, летчики отдыхали. В боевых действиях у столицы, должно быть, тоже был перерыв.
Ничьи зенитки по вертолету не стреляли, да и на земле никакой стрельбы заметить не привелось. Конечно, в столице что-то горело, но это подожгли либо утром, либо вообще еще накануне вечером, потому что разрывов снарядов по городу не просматривалось.
Тем не менее все с чувством глубокого облегчения вздохнули, когда береговая линия «Мазутоленда» осталась позади. Правда, над морем тоже иногда сбивают, но здесь, по крайней мере, не приходилось опасаться какой-нибудь случайной очереди из «ДШК», выпущенной пьяным пулеметчиком, которому тарахтелка помешала досмотреть послеобеденный сон.
К тому же танкер, на который их собирался выгрузить Хведя, уже прорисовался на горизонте.
Все стали дружно сочувствовать Лапе, которому, как предполагали бойцы, надо было возвращаться на базу в столицу.
— Як же, куме, твоя мацапура? — спросил Богдан. — Загине?
— Ничего не загине, — отмахнулся Федя. — Я вже аппарат увез до Гонсалвиша. У мени и горючки узято, чтоб хватило до штабу. Цею столицу я у гробу бачив, у билых тапочках. А Володе с Толей я схрон оставив, де лежить пятнадцать ящикив для них та и для скаженных ляхив. Нехай пьють, пока я добрый.
— А ты что, и злым бываешь? — поинтересовался Гребешок.
— О-о! Ще каким! — сказал Хведя. — Колы воны тильки що прилетилы тры месяцы назад, так вчинылы налет на базу! Замись командной вышки долбанулы з пушки по моему ангару! Чи нарочно, чи случайно — не розумию. И осколком у мени раскололы бутылек литров на двадцать! Ось дурни, га?! А у них, у азеведов, був при авиабазе люксусовый бар. Ще португалы зробылы… Там тоби и пыво, и выски, и горилка московська, и горилка смирновська — який хошь товар. Пей — хочь залейся! Ну, я за тот бутылек обидевся, починив «двадцать четвертый», який три года не литав, узяв за оператора одного негра з охраны, показав, на що треба нажиматы, и полетив до «мигарей». Боны сплять и зла не чують. Мог бы оба капонира раздолбаты — но не став. Як етусанул по цьому бару! И усе — ку-ку, Гриня! Ни пыва, ни выски, ни московськой, ни смирновской. Ни бара зовсим! А горилки треба? Треба. Теперь мени уважають…
Авиаторов слушать и всему верить — себя не уважать, набрешут с три короба и не почешутся. Но все же приятный человек Федя Лапа. Жалко будет, ежели гробанется здесь, за тысячи верст от Черниговщины… Так подумалось Тарану.
Танкер, между тем, пока Лапа свои байки травил, оказался уже совсем близко. Серый с желтыми надстройками и какой-то малоизвестной эмблемой на трубе. Здоровый, примерно на 150 тысяч тонн дедвейта. Кормовой флаг был действительно панам-ский. Сидел танкер высоко, похоже, в него ничего не заливали. Впереди средней надстройки, поверх спринклерной системы пожаротушения, на решетчатых опорах, метрах в десяти над палубой располагалась вертолетная площадка. Примерно такая, какие оборудуют на океанских буровых. Вот туда-то и потарахтела Федина «восьмушка». Посадил он ее мягко, точно в середку круглого плетеного мата. Когда колеса шасси опустились на палубу, сразу почуялась мощная вибрация корпуса танкера и гул машин, работающих на холостом ходу.
Встречали их двое. Один, матерый, пузатый, в белых брюках, торгфлотовской фуражке с вышитым «крабом» и в желтой ру-бащке с короткими рукавами и гражданскими погончиками, украшенными широкими галунами, смахивал на капитана или старпома. Второй был помоложе, повыше, постройнее, в голубой рубахе, шортах и пилотке с козырьком, явно военного происхождения, но без знаков различия.
