— Просто девушка еще ни разу не попадалась, — заметил Баринов. — Ладно.
Раз ты с выводами не торопишься, я тебе сам сообщу то, что уловил из твоего доклада. А ты, если твое мнение в чем-то с моим не сойдется, выскажешься позже.
Согласен?
— Так точно.
— Первое. Операция по похищению Климковой и ее сына была задумана минимум полтора месяца назад, когда Панин принял на работу так называемую «Семенову Ольгу». В течение месяца, видимо, она вела наблюдение, присматривалась к соседям, пыталась завести знакомство с домработницей. Затем появилась небольшая проблема, то есть, в натуре, госпожа Лаврова, которая мест после отсидки на зоне была рада пожить в приличном том, в каком качестве ее собираются использовать, бабуля, конечно, знать не знала. Должно быть, ей сказали, что придется пожить тут, пока чистую ксиву с московской пропиской не сляпают. «Ольга» всем и каждому жужжала в уши насчет того что «мама» у нее болеет и вот-вот концы отдаст. Соответствен но, для консьержа ничего удивительно в том, что за бедной бабулей «Скорая» приехала, не было. Так же, как и в том, что ее ногами вперед вынесли. Но на самом деле вынесли не ее, а Марию Климкову. Скорее всего, усыпленную выстрелом из той же авторучки, из которой убили Степана, бабушку Антонину дробь Александру и собаку Альму. Только шприц-тюбик был не ядом снаряжен, а снотворным.
— А ребенок? — с заметным недоверием произнес Комаров. — Его ведь тоже надо было вынести… Конечно, я понимаю, что он мог в сумке находиться, которую «Ольга» унесла. Но вообще-то — это я по своим внукам знаю! — полугодовалый детеныш орет очень даже громко. И вряд ли его смогли бы незаметно мимо консьержа пронести. К тому же если на то пошло, то отличить, везут под простыней труп старухи или спящую молодую бабенку, можно уже по одному обстоятельству. Все-таки спящие люди обычно дышат, к тому же грудь у кормящей мамочки намного заметнее, чем у бабки, высохшей и отощавшей на баланде-я эту Лаврову-Семенову сам поглядел. То есть лично для меня Егор Рысаков — не свидетель, а подозреваемый в соучастии. Кстати, и Галя Теребенько — тоже, хотя и в меньшей степени. В общем, я, не дожидаясь вашей санкции, перевез их сюда и поместил на пятый режим.
— В принципе это ты правильно сделал, — задумчиво произнес Сергей Сергеевич. — Обоим там теперь делать нечего. Здесь, при помощи нашей спецтехники, мы сможем узнать намного больше… Тем более что этих ребят могут в любую минуту подчистить. Ведь консьерж и Ольгу видел, и «медиков», а Галя — Ольгу. Только вот с пятого режима ты их все же переведи на четвертый. Обратно пересадить проблемы не будет.
— Как скажете, — хмыкнул Владимир Николаевич. — По-моему, вы считаете Рысакова непричастным?
— Ну, особо убедительных аргументов в поддержку его причастности ты все-таки не привел. Насчет ребенка, который буд орать, если его положить в сумку — это несерьезно. Ребенка тоже можно усыпить надолго. Правда, есть опасность, что в закрытой сумке он задохнется, но думаю, что, забравшись в машину они его оттуда быстренько вытащили. Во-вторых, насчет того что Рысаков мог увидеть, что дама дышит. Существуют снотворные, которые резко увеличивают периодичность дыхания — это раз. Санитары своими спинами могли загородить от Егора тело, лежащее на каталке — это два. Так что пока все вполне правдоподобно, хотя и нуждается в проверке.
— Максимова будем информировать? — спросил Владимир Николаевич.
— Конечно, будем, хотя, возможно, работают не против него, а против Гриши Климкова. Но Гришу сейчас отыскать трудно, поэтому я думаю, что не позднее завтрашнего дня Кирилла проинформируют «те».
— Если уже не проинформировали, — заметил Комаров.
— Ну, тогда надо с минуты на минуту ждать связи по СППК. Занятно, конечно, кто это мог так оборзеть. Тамошние губернские, по-моему, ни за что не решились бы. А здешним, московским, Максимов нигде дорогу не переходил. Или у тебя другие сведения?
— Нет, по моим данным, он тут действовал исключительно осторожно, не отклоняясь от наших инструкций.
— На контактах с нами его засечь не могли?
— Все было аккуратно. Но кто даст стопроцентную гарантию?
— Эту гарантию должен давать ты, Николаевич. Ты профессиональный «наружник». Мало того, что тебе положено уметь стеклить так, чтоб никто этого не видел, но ты должен уметь сделать всякую слежку за нами технически и даже теоретически невозможной.
— Сергей Сергеевич, если б речь шла только об обычных средствах наблюдения, то я бы мог дать стопроцентную гарантию. Но когда речь идет об арсенале, подобном вашему, — я пас.
— И слава богу, потому что это не твоя сфера. На этот случай У меня есть специалисты. Твоя задача — защищать меня от двуколки, которую Козьма Прутков просил не забывать даже при наличии железной дороги…
Тут послышался протяжный писк.
— Ну вот, и СППК заработал, — Баринов поглядел на экран своего компьютера, — Судя по коду — Максимов. Стало быть, вы правы, товарищ полковник?
— Там увидим… — вздохнул Комаров.
НА ПЯТОМ РЕЖИМЕ
Егор Рысаков очнулся от холода. Впечатление было такое будто его в крепкий мороз положили на лавочку в парке и там забыли. Еще не разлепив век — а это почему-то очень туго получалось! — Егор вспомнил, что сейчас лето, а потому такая ситуация вроде бы невозможна.
Когда же веки, наконец, соизволили расклеиться, консьерж сильно удивился окружающей обстановке и начал лихорадочно вспоминать, как же он мог сюда попасть и за что.
Воспоминания эти, а главное — приведение их в мало-мальски стройную систему! — дались Егору нелегко. Голова работал. так, как будто под все шарики-ролики, которые там крутились, засыпали крупнозернистый песок или даже гравий. Подшипники грелись, плавились, а мысли еле-еле прокручивались.
Сначала всплыли какие-то не связанные между собой обрывки-кусочки.
Первым из них был отчаянный крик Гальки, который долетел до ушей Егора аж через несколько этажей из 33-й квартиры. Потом почему-то увиделось, как бригада «Скорой» вывозит из лифта каталку с телом, закрытым простыней. Дальше появились менты, которые, кажется, о чем-то спрашивали Рысакова, а он им сбивчиво что-то объяснял. Дальше он почему-то оказался понятым и присутствовал при взломе двери в 32-ю квартиру, где совершенно неожиданно обнаружилась мертвая Антонина Ильинична, то есть та бабка, которую увезла «Скорая». И сразу после этого он опять увидел истерически визжащую Гальку, распахнутую дверь 33-й и труп охранника Степы, лежащего навзничь рядом с собакой Альмой. Все эти видения долго не выстраивались в хронологическом порядке, и Рысаков никак не мог разобраться, что после чего было. Такое с ним не раз бывало после крепкой пьянки, но на сей раз ничего связанного с алкоголем, не припоминалось. Зато припомнилось, что около пяти часов на смену явился его коллега Мишка Матвеев и после этого вроде бы Егор в расстроенных чувствах вышел из подъезда. Потом он увидел микроавтобус с тремя «птичками» на лобовом стекле, из которого вышли три мужика, предъявившие какие-то корочки и пригласившие его сесть в машину. Вот после этого момента Егор абсолютно ничего не помнил, за исключением отрывистого обмена фразами: «Куда их?» «На пятый режим!» Вот это было точно последним по хронологии событием, которое Рысаков сумел запомнить.
