Хаген ненавидел придворный этикет, но умело им пользовался. При этом ему казалось крайне неуместным, что его единственная дочь не выказала своего уважения королю. Отдохнув с дороги, Хаген, пока не начался праздник, стал искать Эльзу. Дочери не было ни в ее комнате, ни в кухне. Ее не было даже в библиотеке, где она часто любила сидеть, читая старинные свитки. Ни один из стражников не видел Эльзу, что, впрочем, было неудивительно — иногда казалось, что она умеет проходить сквозь стены.
Хаген был взбешен: несмотря на то что ему удавалось заставить любого короля плясать под его дудку, он так и не смог заставить покориться свою собственную кровь и плоть. Ему хотелось громко позвать ее по имени, но он остерегался услышать насмешки со стороны придворных.
Наконец он нашел Эльзу у одной из бойниц на сторожевой башне, выходившей на запад. Он чуть не пробежал мимо нее, настолько ее хрупкая фигура сливалась с вечерними сумерками.
— Король возвращается из славного похода, а дочь его советника даже не считает нужным выразить ему свое почтение? — прошипел Хаген.
Эльза даже не посмотрела на отца. Ее взгляд был устремлен в лес, который ночью напоминал темное море.
— А что, Гунтер жаловался?
Хаген наклонился к дочери, и его дыхание показалось ей ледяным.
— Никто не осудил бы меня, если бы я отправил тебя служанкой в Вормс или выдал бы замуж за мясника. Не следует быть столь надменной только из-за того, что ты пользуешься привилегиями жизни в замке и не должна работать. Ты обязана делать то, что требует от тебя этикет.
Дочь не ответила, и Хаген едва сдержался, чтобы не ударить ее. В последний момент он остановился, понимая, что ему все равно не удастся использовать ее в своих интригах. Чем меньше времени он тратил на нее, тем лучше. Взяв Эльзу за подбородок, Хаген повернул ее к себе, заставляя смотреть ему в глаза.
— Ты должна меня слушаться.
В его хриплом голосе звучало не только требование, но и угроза. Никто в Бургундии не сомневался, что Хаген Тронье не станет легкомысленно угрожать. Резко повернувшись, он пошел прочь. У Эльзы мелькнула мысль: может, ей прыгнуть со стены, и тогда ее страдания закончатся на камнях замка, ведь мертвые не знают своих отцов.
И тут она услышала тихий ласковый голос:
— А я уж думал, тебе придется говорить с ним весь вечер.
Девушка выпрыгнула из ниши в стене, словно обожглась о раскаленные камни.
— Гернот!
Молодой принц Бургундии, одетый в свежий льняной костюм и чисто вымытый, вышел из тени.
— Даже я, будучи братом короля, не стал бы с Хагеном…
Он не успел закончить свою мысль, потому что Эльза закрыла уста принца поцелуем и прижала его к себе, будто кто-то хотел забрать у нее возлюбленного. Гернот наслаждался нежностью, столь неожиданной для девушки с такой холодной, даже мрачной наружностью. Сейчас Эльза была нежной и сильной, светлой и страстной. Он обнял Эльзу обеими руками, стал гладить ладонями ее спину и шелковистые волосы.
Их поцелуй был не только проявлением страсти, он был освобождением от игры в прятки, от хитросплетения слов, подбираемых с одной-единственной целью — скрыть истину. То, о чем нельзя было говорить, выразилось в ее поступке.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они наконец посмотрели друг другу в глаза.
— Когда ты не встретила меня во время нашего возвращения в замок, мое сердце чуть не разорвалось от боли, — шепнул Гернот.
Эльза улыбнулась. Ее глаза светились счастьем.
— Увидев вас, я могла бы упасть в обморок на глазах у всех придворных. Если бы во время вашего отъезда я знала, как буду скучать, то приковала бы себя к вам цепью. Каждый день мне казалось, что я умру от тоски.
Гернот нежно провел правой рукой по ее бровям, коснулся лба, носа, губ.
— Но я вернулся не для того, чтобы ты умерла.
Она поцеловала кончики его пальцев.
— Вы ведь знаете, что я принадлежу вам.
Принц смотрел в глаза девушки, словно пытался заглянуть ей в душу.
Внезапно сердце Эльзы замерло. Мысль о том, что ее положение при дворе позволяет ей быть всего лишь тайной любовницей, развеял счастье в одно мгновение.
— Я понимаю и готова покориться, — вздохнув, тихо произнесла Эльза. — Я буду счастлива тем, что вы захотите мне дать.
Гернот нахмурился:
— О чем ты говоришь?
— О королевской династии и о том, чего не должно быть, — прошептала Эльза. — Я не требую того, что мне не полагается. Пусть это будет лишь поцелуй украдкой, как этот, — мое счастье не могло бы быть больше. Я готова хранить нашу тайну от вашего брата, от отца, от всего двора.
Выражение недоумения на лице принца сменилось улыбкой.
— Так вот в чем дело! — воскликнул Гернот. — Ты решила, что я хочу использовать твою любовь точно так же, как пользуюсь услугами повара или охотника?
Эльза опустила руки и отстранилась от него.
— Но мой отец только что говорил об этикете и о моих обязанностях при дворе…
Гернот задумчиво посмотрел на девушку, подыскивая нужные слова. Затем он встал перед ней на колени и склонил голову.
— Эльза Тронье, я говорю о любви.
Бургундия была христианской страной, но гуляния и плотскую любовь тут почитали. Пусть божий день люди проводили в церкви, но во время праздника разрешалось все, на что были готовы пойти мужчина и женщина.
Музыканты играли, акробаты прыгали, пожиратели огня изрыгали пламя, как Фафнир, а слуги разносили тяжелые подносы с жирным мясом, расставляя их по столам. Солдаты танцевали с придворными дамами, а по углам, позволяя себе непристойности, прятались парочки, распаленные сладким вином и крепким пивом.
В Вормсе люди тоже веселились от души. Они танцевали вокруг костров, разожженных на перекрестках улиц, и со стен замка могло показаться, что в городе начался пожар.
В центре тронного зала, превратившегося в поле боя наслаждений, сидели Гунтер с Хагеном и шептались.
— Мы должны взять инициативу в свои руки прежде, чем это сделает Зигфрид, — тихо говорил Хаген, настаивая на своем. — Если вы дождетесь, пока он сам попросит руки принцессы, то ваш ответ обидит его. В нашем положении не следует огорчать короля Ксантена и Дании. Но если вы предложите ему Кримгильду в качестве подарка, то его благодарность станет ключом к нашему плану.
Гунтер опорожнил очередной кубок и отбросил его в сторону.
— Мне не нравится хитрить и обманывать человека, которого я с гордостью называю другом. Он ведь не зверь, которого нужно приручить.
Хаген приподнял брови.
— Но почему вы воспринимаете мои советы именно так? Единственное, к чему мы стремимся, — это добиться расположения Зигфрида. Ваша дружба только окрепнет, а не наоборот!
