— Разве можно такое придумать — раскапывать могилу, вытаскивать гроб и похищать труп?
Я прислушался повнимательней. С чего это Ленка взяла, что труп был похищен? Как я понял, присутствуя на месте события, «афганцы» вообще не нашли никого в гробу. Они, я догадывался, имели причины подозревать, что тете Кате привезли пустой гроб, но наверняка этого не знали, потому и пошли проверять.
— Я не могу сказать с уверенностью, что они это придумали, но вполне допускаю такое. Ведь как возникали ритуалы в примитивном, первобытно-коммунистическом обществе? Люди очеловечивали силы природы: ветер, грозу, морскую бурю, огонь, землю. Вырабатывалось и, условно говоря, «человеческое отношение» к этим силам, а известно, что человеческие отношения строятся по известному принципу: «Ты — мне, я — тебе» Вот, допустим, жил да был древний охотник, которому вдруг перестало везти на охоте. Три дня маялся, бегал по лесу с каменным топором, а ни одного приличного зверя не убил, только какую-нибудь крысу…
— Не надо про крысу! — запищала Зинка. — Я их боюсь и на дух не выношу!
— Хорошо, пусть будет заяц… Если Елена Иванна не заявит, что ей зайчика жалко. Вы охотника пожалейте — его ведь жена съест, как-никак матриархат на дворе. Стал, значит, наш охотник собираться в лес, решил изжарить зайчатинку на костре, зазевался, размышляя, как ему выполнить план по увеличению вылова дичи в свете решений очередного родоплеменного съезда — и уронил недожаренного зайчика в костер, отчего конечный продукт стал неудобоваримым, точнее — неудобоперевариваемым. Мало того, что в лес отправился голодным, так еще и супруга каменной поварешкой по лбу заехала. Но зато на охоте повезло. Завалил мамонта — сразу весь план по заготовке мяса выполнил досрочно. Получив от жены почетную берестяную грамоту и значок ударника примитивно-коммунистического труда, наш охотник начал думу думать. Обобщать свой передовой опыт, доискиваться причин резко возросшей производительности труда… Конечно, в наше время он подумал бы, что все произошло потому, что он, простой неандертальский парень, изучил в совершенстве труды классиков марксизма-ленинизма, проникся духом решений XXVI съезда КПСС, уловил ценные мысли в трудах Леонида Ильича Брежнева, царствие ему небесное. Но тогда, когда даже «Малая земля», как ни странно, еще не была написана — о чем он мог подумать? Да о том, что три дня был в немилости у какого-нибудь Великого духа Огня. А на четвертый, случайно уронив в костер свой скромный завтрак и дав его сожрать Огню, умилостивил эту вышестоящую инстанцию. А потому в следующий раз, собираясь на охоту, уже целенаправленно откромсал от мамонта полтора кило мяса и кинул в огонь, чтобы высокопоставленный товарищ правильно его понял. И поскольку ему вновь повезло с мамонтом, наш простой неандертальский или кроманьонский труженик стал повторять этот ритуал ежедневно. А если при этом еще что-то не клеилось, он просил супругу на прощанье треснуть его поварешкой — поскольку это сулило особую удачу.
Порадовавшись своему юмору, поскольку «прилипалы» заулыбались, Чудо-юдо продолжал несколько серьезнее:
— Так вот рождались верования и всяческая магия, а также иной опиум для народа. Я вполне могу допустить, что и у афганцев могли появиться свои обычаи, тайные ритуалы, хотя бы у каких-то групп. Ну, например, не бриться перед выполнением боевой задачи или, наоборот, обязательно идти в горы чисто выбритыми. Или брать «на счастье» пуговицу со штанов убитого душмана. Или сделать амулетом выбитый зуб какого-нибудь басмача. А то и отрезать поверженному врагу ухо, чтобы, засушив его, носить на шее. Я точно знаю, что американцы во Вьетнаме делали амулеты из высушенных ушей и других частей тела убитых партизан. У меня нет уверенности, что наши не поступали также…
— Не может быть!
— А почему, позвольте вас спросить? Только потому, что они «наши», а американцы — «ихние»?
— Не знаю почему, — упрямо сказала Лена, — но я этому верить не хочу, просто не могу. Наши — и такое?
— Но ведь могилу друга своего они раскопали, а труп куда-то спрятали, если я вас правильно понял? Значит, могли и на амулеты изрезать…
— Не знаю… — промямлила Лена.
Я слушал все это с самым серьезным интересом. Память Ричарда Брауна убеждала меня в том, что Чудо-юдо во многом прав. Во всяком случае, в том, что касалось американцев. Браун тоже с великой осторожностью ходил по открытому пространству, во всяком случае, в первые месяцы по возвращении в Штаты. Не раз и не два ему мерещилось, что где-то в траве, на газоне парка может находиться мина. Много раз возникало ощущение, что тебя кто-то выцеливает, и хотелось выстрелить первым. И о том, что уши вьетконговцев кое-кто засушивал и носил как амулеты, и про зубы, выбитые у трупов, Сергеевич вовсе не врал. Я… то есть, конечно, Браун видел это все своими глазами. Опыт того же Брауна напоминал и о том, какие «сувенирчики» вывозились наемниками из Анголы. Все это называлось «bodycount» — «подсчет трупов». Командование применяло какие-то запретительные меры, большинство нормальных солдат считало этих ребят бандитами, но побаивалось. Самое главное, что удерживало от подражания — возможность угодить вместе с «сувенирами» к Вьетконгу. Малыши-«чарли» вряд ли сочли бы нужным брать его надолго. Да и легкой смерти у такого молодца обычно не бывало. Чаще всего парни в черных рубашках тоже брали себе что-нибудь «на память». Хорошо еще, если это было только ухо или нос, и если при этом они не забывали пристрелить, ибо можно было провисеть в «волчьей яме» нанизанным на бамбуковый кол и сутки, и трое, прежде чем Господь соизволил бы принять душу грешника. За такие муки можно бы и в святые великомученики производить, если б уж очень много грехов не было сотворено…
Чудо-юдо встал и пошел еще раз окунуться, а я остался загорать.
Игорь сказал:
— Лихо он шпарит. Особенно насчет КПСС. Похоже, либо не боится ничего…
— Либо стукач, — с наивностью и простодушием отозвался Вовка.
— Да уж… — усмехнулся я. — Прямо-таки орден ему дадут, если узнают, что вы не проявили сознательности и не остановили его антисоветской агитации. Полстраны Брежнева ругает, тут всех не посадишь. А кроме того, Ильич уже дело прошлое…
— Но я бы с ним лишнего не болтал, — осторожно сказал Вовка. — То, что стучат — это я точно знаю. Брат говорил, что менты много про всех знают — и прежде всего от стукачей. Ну, а кагэбэшники — тем более.
— Ты бы сам поменьше трепался, — заметил я, — а то подставишь когда-нибудь брательника…
— Точно, — кивнул Игорь, — самое лучшее — про баб разговаривать. А политику — ну ее на хрен.
— Вот и давай, рассказывай, какие у вас тут самые удобные, — хихикнул Лосенок. — А то у меня с непривычки глаза разбегаются… Вон их сколько тут
— и все красивые…
— В купальниках они все красивыми кажутся.
— Вы ж на танцах вчера были, — хмыкнул я. — Неужели ничего не подобрали?
— Да-а… — обиженно протянул Лосенок. — Игорь меня за руку вытащил, а там их шесть или семь. «Знакомьтесь, — говорит, — это Юра!» А они как начали имена говорить все подряд, я и забыл… Потанцевал, правда, с каждой, но как зовут — не помню. Вон та — Ира?
