Да, дорого бы он дал, чтобы сейчас, как прежде, держать все нитки в руках. Но, увы, нитки держит уже не он.
То, что кукольники поссорились и дергают нитки в разные стороны, стало ясно в тот же день, когда Теплов приехал под вечер в прокуратуру и с округленными от обалдения глазами показал две руководящие шифровки из своего министерства, с разницей всего в три исходящих номера. В первой было распоряжение относительно операции против «Куропатки» с использованием местного СОБРа и спецгрупп центрального подчинения, во второй — почти аналогичное, но работать надо было против Лавровки. Московские спецы по идее уже прилетели, и сейчас Вася напрягает силы, чтобы, сделав все, не сделать ничего. Теплову очень не хотелось бы увидеть в числе задержанных, например, Филю Рыжего. Потому что именно от Фили он получал в свое время приличные суммы в долларах, а в качестве мелких подношений — на 23 миллиона рублей импортного спиртного. Со всем этим Теплова зацапали чекисты Рындина, постановление на производство обыска выписал лично Иванцов. Но тогда все обошлось по-семейному, все уладил незабвенный Найденов, начальник УВД, при котором Теплов состоял заместителем. Вообще вся эта операция была провернута Иванцовым исключительно ради укрепления содружества правоохранительных органов. Но откопать дело, которое было тогда заведено по статье 173 часть 3 УК РСФСР, а потом закрыто за недостаточностью улик, труда не составило бы. Филя вполне мог бы добавить улик, а если присовокупить к этому делу дополнительные оперативно-следственные материалы ФСБ, не поступившие в прокуратуру, но по-прежнему хранящиеся в одном из специальных сейфов Рындина, по наследству перешедших к Луговому, то сушка сухарей стала бы для Васи первоочередной задачей. Именно поэтому Теплову вовсе не хотелось исполнять последнюю по времени шифровку. С «Куропаткой» у него таких тесных контактов не было, и засветиться полковник не боялся.
Наверняка не меньше неприятных забот и у Трудомировича. Комитетчик тоже понимает: если при обыске на оптовой базе подтвердится информация о том, что «Куропатка» участвует в незаконном обороте наркотиков, а он за четыре месяца работы в области этого не заметил, то служебного расследования не миновать. В этом смысле, с его точки зрения, работа против Лавровки сулит ему более спокойную жизнь, потому он всецело за исполнение второй шифровки.
Нет, сейчас лучше все свалить на Алпатову. Пусть она поработает, покрутится, ощутит весь груз ответственности. А Иванцов немного понаблюдает издали. Верные люди помогут быть в курсе дела. И тут, в облцентре, и в Москве. Ситуация прояснится, позиции обозначатся, станет ясно, кто все это заварил, кто сильнее, а там можно и вмешаться.
Самое главное, чтоб сегодня здесь, в «Вепре», появился дорогой, желанный и долгожданный гость. Если появится — гора с плеч упадет. Обещал подъехать к десяти утра — недолго осталось дожидаться-маяться.
Сюрприз
Сэнсей всю ночь не спал и дежурной смене охраны «оптовой базы» тоже устроил веселую жизнь: ему захотелось подстраховаться. «Источник» мог пообещать все, что угодно, а менты пойти своим путем. А поскольку путь этот мог их привести в «Куропатку», надо было побеспокоиться о том, чтобы при шмоне ничего неприличного не обнаружилось. Все боевое оружие и боеприпасы надежно спрятали вне территории базы, тщательно протерев на предмет отпечатков. Табельные пистолеты «Макаров» и помповые ружья «Иж-81», патроны и принадлежность — все было в строгом соответствии с ведомостями. Журнал приема-сдачи дежурств и книга выдачи оружия велись по всем правилам. Складские помещения — и свои, и сданные в аренду — были проверены от и до. Хотя за арендаторов «Куропатка» формально не несла ответственности, Сэнсей тряханул и их. Некоторых даже с постелей поднял, но зато теперь точно знал, что у него под охраной не состоит ничего лишнего. Все товары — с сертификатами качества, доподлинными акцизными марками и прочими прибамбасами. Ничего не обозначенного в накладных, даже гнилой доски от
ящика, на складах не осталось. Все автомобили имели номера, техпаспорта и путевые листы, талоны техосмотра, и ни у одного из них выхлоп не превышал норму по СО. Система охранной сигнализации работала нормально и безопасно. Спортивные залы и бассейн, стрелковый тир и столовая, санузел и душевая — все это и раньше соответствовало санитарным нормам. За каждого человека по списку личного состава своей службы Сэнсей был готов отчитаться. Все имели удостоверения с фотографиями, ни у кого не имелось паспортов без российского вкладыша, все водители были с правами.
После небольших колебаний Сэнсей решил убрать с глаз долой Агафона, Гребешка, Лузу и Налима. Он им быстренько оформил очередной отпуск, выдал по десять миллионов из кассы мадам Портновской, и в шесть утра они уже умчались с базы на «девятке» Гребешка в южном направлении, оставив Сэнсею устный отчет о ночной экспедиции и брелок в виде головы Мефистофеля. Инструкция была дана краткая: не попадаться. А уж если их за что-то задержат, то брать все на себя и ни при каких условиях не упоминать «Куропатку». Это был общий принцип деятельности, Сэнсей просто еще раз о нем напомнил.
Выгонял он их скорее для перестраховки, чем от реальной опасности. Наверно, если бы Гребешка и Лузу засветили по делу о перестрелке на квартире Сергачевой, то уже загодя, много раньше, постарались бы взять. По крайней мере, была бы реальная зацепка для шмона в «Куропатке». Сейчас толку от этого уже никакого. Оружие отчищено и припрятано, единственной свидетельницей осталась бабка Макаровна, которая видела всего лишь двух невооруженных молодых людей, мирно беседовавших с Наташей, которые могли уйти из квартиры через пять минут после домработницы и не иметь никакого отношения к перестрелке. Те двое лавровских, которые выжили и, по выражению Штыря, «сильно болеют», в лицо ни Гребешка, ни Лузу не видели. А самая опасная свидетельница, Наталья Сергачева, увы, преставилась. Жалко женщину, но для дела очень полезно.
Агафона и Налима вообще обвинить было не в чем, разве что привлечь их по 194-й статье УК РСФСР за самовольное присвоение звания или власти должностного лица — Лиде и Ларисе милиционерами представлялись. Но поскольку они не совершали на этом основании общественно опасных действий — ничего не изымали, не конфисковали, не штрафовали, не лишали свободы и так далее, то ни один прокурор не решился бы возбудить дело только по одному этому факту. Правда, прицепиться можно было к тому, что общежитской комендантше, деду-охраннику, Лиде и Ларисе Агафон предъявлял липовое удостоверение МВД, а следовательно, совершал деяние, предусмотренное статьей 196 часть 3 — использовал заведомо подложный документ. Но поскольку можно было на сто процентов поручиться, что, кроме цвета корочек, девчонки ничего не разглядели, ничего не стоило доказать, что Агафон предъявил им шутейное «удостоверение алкаша», «дурака», «полового гиганта» или «секс-инструктора», которые продаются по всей Руси на базарах. Да и вообще заявить, что все это «следствие», которое они проводили в общаге, было безобидным обманом из желания познакомиться с девушками. Здесь любой, даже самый дешевый, адвокат запросто сумел бы их отбрехать.
Но для спокойствия Сэнсей решил, что им будет лучше уехать. Правда, уже спустя некоторое время его стало глодать сомнение по поводу того, что он отправил всю четверку на машине Гребешка, которая могла попасться кому-то на глаза или на карандаш. Это вообще было довольно характерно для Сэнсея: вспоминать о допущенном проколе после того, как поезд уже ушел и ничего поправить нельзя. Сэнсей зачастую волновался как раз из-за того, из-за чего волноваться вовсе не стоило. А вот то, что происходило в действительности, к сожалению, оказывалось для него нередко сюрпризом. Иногда приятным, иногда не очень.
