— Почему он позволяет нам беседовать? Как ты думаешь?
— Потому что это ему нужно, — ответил я, не задумываясь, и только после этого мне почудилось, будто ответ кем-то подсказан.
— Как ты думаешь, почему это ему нужно?
— Потому что это способ достижения его цели. — На сей раз я уже точно понял, что озвучиваю нечто, исходящее от «ящика». Так, как в прошлом году озвучивал пуштунские словеса, подсказанные Чудом-юдом, беседуя с покойным Ахмад-ханом.
— Какой цели он хочет достичь?
— Эта цель совместима с твоей.
— Он знает, в чем моя цель?
— Он ее предопределил.
Чудо-юдо не удивился. И мне это, в общем, не показалось странным. Ни то, что «Black Box» говорит с ним через меня, ни то, что «ящик» знает и вообще предопределил некую цель, которую пытается достичь Чудо-юдо.
— Скажи, он может мне помочь и ускорить дело?
— Все произойдет в сроки, которые установит он. — Мой язык полностью перешел в подчинение «черного ящика» и произносил все, что приходило ко мне в мозг. «Ящик», должно быть, передавал эти фразы через микросхему, во всяком случае, я так это воспринимал.
— Что произойдет? — спросил Чудо-юдо несколько дрогнувшим голосом. Именно в этот момент я подсознательно убедился, что говорю именно с ним, а не с имитацией, поставленной «черным ящиком». Дело не в том, что «Black Box» говорил полностью бесстрастно. Нет, имитировать человеческие эмоции «ящик» умел, и, пожалуй, артистически умел. Во всяком случае, когда я во время сибирской экспедиции получил приказ по РНС, то ничуть не усомнился в том, что мной командует отец, полностью подпал под влияние «черного ящика» и поверил видеоимитации и сбил наш «Ми-26», увидев вместо него некий инопланетный корабль. То есть ошибаться мне уже доводилось. И все-таки теперь, судя по всему, уже находясь под контролем «ящика», я твердо знал, что говорю с настоящим Чудом-юдом. Видимо, я уже достиг определенного уровня в технике распознавания имитаций.
Тут в моей памяти всплыло определение БСК, данное призрачным Васей в первом шоу подобного рода:
«БСК — это в точной расшифровке „Бред Сивой Кобылы“. Иными словами, время от времени будешь получать от меня нечто кажущееся полной белибердой, которое будет нести серьезную и конкретную информацию».
В это самое время мне пришло в голову, что способность четко распознавать всякие галлюцинации и имитации каким-то образом проскочила ко мне в голову именно благодаря БСК. Должно быть, посреди всей этой «белиберды» в каком-либо зашифрованном виде содержалась информация, которая помогала мне распознавать «липу»…
Едва я так подумал, как сверкнула яркая вспышка. БСК-2 оборвался…
С НОВЫМИ СИЛАМИ
— Ну, что ты там застрял, Барин? — нетерпеливо позвал Гребешок. — Нюхаешь, нюхаешь эту дверь, как будто свежесть колбасы определяешь…
Странно, но я врубился в ситуацию очень быстро, почти мгновенно. Мне не пришлось долго додумываться и вспоминать, где я был и что делал. Я находился на лестничной площадке перед самой обычной дверью. Никакого «ящика», конечно, и в помине не было. А внизу, на предыдущей площадке лестницы, стояли Гребешок, Луза и дон Фелипе Морено.
— Там же дверь открыта, — прошипел Гребешок нетерпеливо. — Чего, блин, целую минуту нюхать?
— Не спеши, а? — посоветовал я, постаравшись ничем не обнаружить своего удивления. Мне лично показалось, будто в БСК-2 я пробыл не меньше получаса. Тем не менее я очень быстро сообразил, что я не падал, не отключался и то время, которое существовало здесь, текло намного медленнее, чем там.
Действительно, дверь была открыта, точнее, не заперта. Но я не распахивал ее, потому что четко знал: впереди опасность. И не какая-то сверхъестественная, виртуальная и так далее, а вполне натуральная. К тому же очень близкая, то ли таящаяся где-то за дверью, то ли вообще исходящая от самой двери. Через пару секунд я уже знал, какая. Растяжка! Дерни за веревочку — дверь и откроется… Со взрывом, естественно.
— Нашел что-то? — приглядевшись, спросил Гребешок.
— Гранату подвесили, — ответил я. — А ну, давай назад, братва. Сейчас шандарахнем это дело.
Публика отошла еще ниже, на вторую площадку, а я, оставшись на третьей, задрал подствольник, целясь примерно в середину двери. Бац! — едва нажав спуск, откатился вбок. Бух! Бух! Два взрыва тряхнули лестницу с небольшим интервалом в пару секунд.
Когда облака пыли и дыма более-менее рассеялись, я увидел дверной проем, естественно, уже совершенно свободный от створок. Сунув в подствольник вторую осколочную и держа автомат на изготовку, рискнул взбежать наверх. Следом потопали остальные.
Мы очутились в каком-то служебном коридоре. Узком, всего метр-полтора в ширину. С каждой стороны было по три одинаковые двери.
— Что тут такое? — спросил я у Морено.
— Мне кажется, что это 9-й отдел канцелярии президента, — не очень уверенно произнес дон Фелипе. — По крайней мере, только в этом отделе помещения разгорожены, и сотрудники изолированы друг от друга.
— А чем занимается этот отдел?
— Чем… — Судя по тому, как глубокомысленно наморщил лысину господин президент, он имел самое приблизительное понятие о том, чем занимается 9-й отдел его канцелярии. — Видите ли, сеньор Баринов, его функции определяются специальным положением, которое я не вправе оглашать в силу высокой степени секретности. Сообщив вам круг занятий отдела, я раскрою государственную тайну.
— Тогда очень странно, что сотрудники оставили его не запертым и без какой-либо охраны, — заметил я.
— Но ведь дверь была заминирована, — возразил Морено.
— А вот это еще более странно, — улыбнулся я. — Ведь эту ловушку устанавливали, по сути дела, против пустого места. В подвале ведь никого не было, когда мы туда пробились. И до того, как Луза продырявил стену, из подвала не было никакого другого выхода. Только вот этот, через лестницу. У меня может быть только одно объяснение: кто-то из тех, кто уходил отсюда последним, услышал, как мы пробиваемся через стену из соседнего подвала, и решил подорвать нас на гранате…
Все двери в коридоре оказались незапертыми, но растяжек больше не было. Все шесть комнат были похожи одна на другую, как близнецы. Монотонно серые стены и потолок, серый линолеум на полу, заложенные кирпичом оконные проемы с вцементированными кондиционерами. Ни лучика дневного света сюда не поступало, лампы под потолком не горели. Впрочем, сетовать на темноту и невозможность работать было некому: ни в одном помещении из шести не оказалось не только людей, но и мебели.
— У меня такое впечатление, сеньор Морено, что эти помещения давненько пустуют. — Я мазнул пальцем по полу. — Тут налетело порядочно пыли… Может быть, начальник вашей канцелярии перевел ее отсюда в другое место?
