Надев штаны и обувшись, я почувствал себя более уверенно и поспешил туда, где была лестница, ведущая в подвал. Ход оказался не завален, но спускаться пришлось ощупью, почти в полной темноте. Только очаги огня на первом этаже немного подсвечивали подвал через пролом от снаряда.
Пока я спускался, ни одного разрыва не последовало. Похоже, обстрел прекратился. Зато до моих ушей долетело нарастающее тарахтение вертолетов. Это могло означать, что неприятель, проведя артподготовку, начал атаковать. То есть очередная банда, состоящая из «тигров» или остальных «кошачьих» батальонов, собралась разобраться с обитателями «Горного Шале». Встречаться с ними, не имея при себе ничего стреляющего, мне не хотелось, и я осторожно, прикинув направление, двинулся по неосвещенному коридору туда, где вчера находилась баррикада и дежурили Агафон с Налимом. Баррикада была, я ее нащупал, двигаясь вдоль стены, и даже сумел пройти через проход, который позабыли завалить. Однако никого из бойцов за ней, конечно, не нашлось. Все так же, ощупью, я добрался до той двери, третьей слева, за которой находился тот самый отсек подвала, где прежде сидели «сорокинцы».
— Есть кто? — спросил я, на всякий случай постучав в дверь, потому что не хотел нарваться на какой-нибудь сполошный выстрел. В ответ — тишина. Рискнул войти, хотя уже прекрасно понимал, что никого тут нет, а вот растяжку на память оставить могут, поскольку здесь, в этом подвале, имелся какой-то люк, ведущий в подземное метро. Поэтому, прежде чем соваться в помещение, я осторожненько приоткрыл дверь и ощупал на предмет наличия всяких там проволочек-веревочек. Не знаю, насколько тщательно я это сделал, но растяжки просто-напросто не было, и я смог войти спокойно. Никого, естественно, не было — я прошелся вдоль стены, смежной с коридором, до угла, потом повернул и пошел дальше. Именно в том направлении, в самом дальнем от двери углу, по заявлению Сарториуса, находился люк. Правда, как он выглядит, я не знал, а кроме того, вовсе не был уверен, что мне надо тут же лезть в подземелье. Полуголым, безоружным и самое главное — без фонаря. Даже если Сарториус со своей командой ушел туда — а это было покамест только предположение, — то отыскать его там было бы очень непросто. Да и нужно ли мне это — я еще не определил. Гораздо важнее, как мне казалось, отыскать Чудо-юдо. Но куда они с Эухенией убежали — фиг поймешь.
До угла я все-таки дошел. И сразу почувствовал, что одна из каменных плит пола держится неплотно. Потоптавшись на этой плите, я опустился на колени и обшарил ее. На плите не было никаких рукояток или крючков, даже отверстий, за которые можно было уцепиться пальцами. Пощупал края — тоже ни фига похожего. Но плита точно слегка шаталась. Если б у меня был хотя бы штык, а еще лучше — крепкая отвертка, наверно, можно было просунуть этот инструмент в щель между шатающейся плитой и соседними, а потом подрычажить и подхватить за край. Но ни отвертки, ни штыка не было, были только пальцы, которые в щель пролезать не хотели.
Мне пришло в голову, что вообще-то можно выломать из какой-нибудь расколотой железобетонной плиты кусок арматуры, расплющить его конец ударами камня и поддеть-таки эту самую плиту. Поэтому я вышел обратно в коридор и выбрался к лестнице. Отсюда было совсем рукой подать до пробитой взрывом снаряда дыры, обрушившей в подвал кучу обломков, среди которых было полно расколовшихся бетонных плит, из которых торчали хвосты арматурной проволоки. Именно туда я и направился, опасливо поглядывая вверх, где на той же арматурной проволоке висели здоровенные куски бетона. Хотя вроде бы обстрел прекратился, но угроза того, что эти камешки могут сверзиться на голову, все-таки оставалась. К тому же сверху, откуда-то из парка или других корпусов виллы, раздавалась отчетливая автоматно-пулеметная трескотня. Вертолеты гудели меньше, к тому же гул их, по-моему, удалялся. Должно быть, выгрузили первый эшелон десанта и пошли за вторым.
Поэтому мне никак не хотелось дождаться здесь, в подвале, появления коммандос, даже если это будут не «тигры», у которых ко мне может быть масса претензий, а «пантеры», «ягуары» или «леопарды». Могут и пристрелить, и отмутузить за милую душу, даже не опознав, а просто так, из любви к искусству.
Найдя первый попавшийся кусок арматуры, торчавший из обломка, я начал его гнуть взад-вперед, надеясь таким образом переломить. Минуты через две он действительно обломился, и я заполучил в руки штырь длиной около 20 сантиметров. Теперь надо было сплющить только что обломанный конец, пока он оставался в разогретом состоянии. Это требовало найти пару более-менее крепких камней, чтоб сделать один из них молотом, а другой — наковальней. Оказалось, что это не так уж и просто. Бетонные куски крошились при первом же крепком соударении. К тому же каждый удар гулко отдавался по всему подвалу, и мне казалось, что они разносятся на все «Шале». Соответственно, можно было ожидать, что граждане, тарахтящие из автоматов где-то поблизости, могут вот-вот обратить на это внимание. Поэтому после каждого удара я нервно поглядывал вверх, в дыру, ожидая, что там вот-вот появится кто-нибудь в камуфляже и кинет мне на голову ручную гранату. Само собой разумеется, что работа шла черепашьим шагом.
Пальба явно обещала быть долгой. Поначалу казалось, будто десантники постреливают для страховки, бегая от комнаты до комнаты. Потому что очереди были в основном короткие и редкие. Однако через какое-то время трескотня заметно участилась, заработало сразу несколько стволов, и долбили они не из одного места, а сразу из многих точек. Я уже понял, что, похоже, атакующим бойцам кто-то оказывает сопротивление. То ли СБ ЦТМО с охранниками Эухении, то ли «сорокинцы». И создавалось впечатление, что десантников крепко осадили в их, так сказать, наступательном порыве. «Сорокинцы», конечно, которых всего полтора десятка, несмотря на свою малочисленность и разношерстность, — бойцы лихие. Двадцать пять бодигардов Эухении во главе с Раулем, который нюхал порох, конечно, слабовато вооружены, но ребята подготовленные и неробкие, а гвардейцы Чуда-юда — знать бы, сколько он их сюда притащил? — вполне способны устроить хороший бой даже при расчете один к десяти. Если, конечно, получат такое распоряжение.
Я еще несколько раз стукнул куском бетона по прутку, и в тот момент, когда наносил последний удар, словно бы по наитию почуял опасность. То ли был какой-то небольшой шорох, то ли нет — черт его знает. Я его не то чтобы услышал, а скорее почувствовал. Наверно, это было даже лучше, чем по-настоящему услышать. Потому что если б я просто услышал шорох, то попробовал бы сперва выяснить причину, а это могло в той ситуации плохо кончиться. Но я просто почуял опасность, даже ничего не услышав, а потому принял самое простое и быстрое решение: юркнул туда, где было темнее всего, под лестницу.
И очень правильно сделал. Потому что уже через несколько секунд после этого из коридора, перегороженного баррикадой, а точнее, из той комнаты, где располагался лаз, ведущий в глубокие горизонты, донесся явственный шумок. Шуршанул и грюкнул камень по камню — кто-то сдвинул с лаза плиту-крышку. Наверняка сделать это снизу было куда проще. Потом что-то заворочалось, сквозь щели в двери показался свет фонаря. Топ-топ-топ… Кто-то передвинулся к двери. Фонарь приблизился к двери, она плавно открылась, луч нашарил баррикаду, пометался по мешкам, а затем несколько раз мигнул назад. На сей раз затопало уже несколько человек. «Сорокинцы»! Я чуть-чуть не поддался искушению подать голос, но тут несколько новых фонариков высветили в открытых дверях черную фигуру, потом еще несколько. Когда луч одного из фонарей скользнул по спине какого-то товарища, на его черном одеянии ярко мигнули опознавательные буквы «G & К»… Привет, мальчики, давно не виделись! Пришлось прикусить язык, да и вообще поменьше дышать. Тем более что два «джикея», посвечивая фонариками вперед и по сторонам, двинулись к лестнице. Их черные одеяния почти сливались с темнотой, и даже в то время, когда у них в руках горели фонари, «джикеи» просматривались плохо. Мне бы сейчас такое!
