— Докладываю, — сказал Ваня, аккуратно завязав последний узелок на повязке Валета. — В тот момент, когда вы повернулись спиной к чужим, они вынули оружие и открыли огонь. Валет, выполняя программное указание о защите вашей жизни и здоровья, вынужден был сбить вас на пол. При этом он неумышленно нанес вам легкую травму головы при ударе о стену, а сам получил сквозное пулевое ранение в мягкую ткань плеча. Кость не задета. Я, во исполнение того же программного указания, нарушил ваш запрет на применение оружия и уничтожил огнем из «ПП-90» группу чужих в составе четырех человек. Количество очередей — две. Контрольных выстрелов — четыре. Расход патронов — девять, попаданий — девять…
— А где трупы? — недоверчиво перебил я, хотя понимал, что Ваня не может врать, если не получает на это команды.
— Трупы деструктированы при помощи ГВЭП-14пм оператором Богданом, — четко ответил Ваня. — После чего Богдан навел генератор на вас и, поставив переключатель на режим «О» — «огневое поражение», — изготовился к производству выстрела. Во исполнение уже упомянутого программного указания о защите вашей жизни и здоровья вынужден был нарушить ваш запрет на применение оружия против своих и произвести очередь на поражение. Расход патронов — пять. Попаданий в Богдана — два, в ГВЭП-14пм — три. Физическое состояние Богдана — крайне тяжелое. Необходимо помещение в стационар и полостная операция. Генератор разрушен и восстановлению не подлежит. Боец Ваня доклад закончил.
— С-суки! — долетело первое, буквально с кровью выдавленное членораздельное слово Богдана. — Не-на-ви-жу! Роботы поганые! Вы ж сопли моей не стоите, животные!
— Ты что? Сдурел? — вскричал я, еще полагая, что Богдан всего лишь пал жертвой несчастного случая, а точнее — неудачной шутки. Мне казалось, будто оператор, допустим, из баловства нацелил на меня ГВЭП и сделал вид, будто собирается пальнуть. Само собой, Ваня, которому, как и Валету, Чудо-юдо заложил в черепок некое «программное указание» (я о нем, кстати, ни хрена не знал), шутки не понял и принял превентивные меры «для защиты жизни и здоровья» господина Д. С. Баринова. То есть попортил здоровье Богдану и раскурочил дорогостоящий прибор.
— Я не сдурел! — выкрикнул Богдан. — Я лопухнулся! Мне надо было их валить, а потом тебя…
— Ты что мелешь, козел? — пробормотал я, начиная понимать, что к чему. — Что мы тебе сделали?
Эта легкая укоризна, обращенная к человеку, которому всадили две пули в брюхо, прозвучала, конечно, несколько по-дурацки. Поэтому, не дожидаясь, пока Богдан соберется с силами, чтобы прохрипеть что-нибудь в ответ, я спросил:
— Ты что, действительно хотел меня убить?
— Да-а! — выхаркнув очередной кровавый сгусток, ответил Богдан. — Хотел вас всех в пыль разнести! И взять деньги! Все! Себе! Одному! И компромат унести, потом Чудо-юдо за него еще бы три раза по столько отдал, а другие, вроде Равалпинди, — еще больше.
— Ну ты и дерьмо… — процедил я. Ничего похожего в нашей конторе еще не было. Практически всех, кто попадал в чудо-юдовские структуры, капитально просвечивали на вшивость. И обычными чекистско-ментовскими разработками, и полиграфом, и самоновейшими приборами, типа тех же ГВЭПов. Кроме того, хотя я точно и не знал, но догадывался, что ребята, допущенные к работе с особо секретной техникой, да еще и одной из последних моделей, такой, как ГВЭП-14пм, должны были проходить особый контроль, в том числе и на морально-психологическую устойчивость. Больше того, по идее, им всем должны были поставить микросхемы, по крайней мере такие, как были у Болта, Васи, Вани и Валета. А раз так, то Чудо-юдо, который строго придерживался стародзержинского принципа «доверяй, но проверяй», отбирая команду для операции против Равалпинди, вряд ли не сумел бы вышерстить из Богдановой башки коварный замысел насчет равалпиндевских баксов. Если, конечно, этот замысел не вызрел в самые последние часы или минуты. Однако и в этом случае, я думаю, микросхема должна была отстучать Чуду-юду экстренное сообщение.
— Да, я дерьмо! — прохрипел Богдан. — Потому что ни хрена не сумел… Добейте, блин! Боль адская…
— Нет, родной, — сам ужасаясь своей жестокости, прошипел я, — никто тебя добивать не будет. Ты сам подохнешь, но не так скоро. Помучаешься, пидор, чтоб тебе потом ад раем показался!
— Я, я же все сделал! — Богдановы глаза горячечно блестели, а рот пытался чего-то молоть, тратя на сотрясение воздуха последние силы. — Я всеми вертел, как хотел, и вами, и ими. А вы — статисты, пробки, пустое место… Это мои деньги, я их сделал! У-у-у, бли-ин!
Я опять ощущал то же, что во время допроса фиксатого. Мне прямо-таки очень хотелось, чтоб гаденыш Богдан помучился от всей души. Но, должно быть, в более высоких инстанциях сидели люди милостивые и милосердные.
Дернувшись несколько раз, он обмяк, свалил голову набок и застыл с открытым ртом и распахнутыми глазами.
— Сдох? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь, но Ваня принял этот вопрос на свой счет и, тут же подскочив к Богдану, начал щупать пульс и иными путями проверять качество своей работы.
— Летальный исход, — невозмутимо доложил Ваня, — возможные причины смерти
— болевой шок и сильная кровопотеря.
Я промолчал, хотя знал главную причину смерти: жадность фраера сгубила. Встал с пола, отряхнулся. Вроде бы в крови не извозился… Вспомнил, что у нас вроде был еще один человек — безымянный и бесфамильный информатор. Заглянул в ту комнату, где ему велели прятаться, — пусто.
— Где парень, который тут был? — спросил я у Вани.
— Деструктирован Богданом, — ответил тот.
Меня это не очень расстроило, но и не обрадовало. Чудо-юдо велел стукачка живым оставить. Ну, теперь есть ссылка на объективные обстоятельства. Гораздо хуже были некоторые другие нюансы.
С дачи надо было куда-то валить, и желательно побыстрее. В первоначальном замысле Чуда-юда предполагалось, что, покончив с Равалпинди и Кё, мы заберем чемоданчик с компроматом и той же дорогой вернемся на полянку, где нас высаживал вертолет. После этого я должен был вынуть из пристегнутого к моему поясу маленького футлярчика (не больше, чем у зажигалки «Zippo») маленький передатчик. На его корпусе имелась всего одна металлическая кнопка. Сбоку, через отверстие, сквозь кнопку была продета шпилька с загнутыми, как на гранатной чеке, усиками. Если разогнуть усики и вытащить шпильку, передатчик начинал работать, подавая периодические сигналы на определенной частоте, которую будут постоянно слушать люди, обязанные выслать за нами вертолет. Разумеется, что при этом предполагалось, что все мы будем целы и невредимы, а в случае какой-либо непредвиденной встречи в лесу Богдан применит ГВЭП и поставит имитацию.
Однако Чудо-юдо допускал, что по каким-либо причинам мы понесем потери. Разумеется, всех убитых полагалось уничтожать ГВЭПом — и меня в том числе. А вот насчет раненых была определенная дискриминация. Меня надо было, как говорится, «выносить в первую очередь», и даже в безнадежном состоянии переть на себе до тех пор, пока не помру. Богдана — только в том случае, если он не получит полостное ранение. Ваню и Валета надо было эвакуировать лишь в том случае, «если обстановка позволяет». А если не позволяет — деструктировать. Отец прикидывал и возможность захвата нами автотранспорта, но при этом необходимо было опять-таки использовать ГВЭП и имитации. Такого случая, как измена Богдана, Чудо-юдо, по-моему, совсем не мог себе представить. Не говоря уже о той ситуации, в какой мы оказались: ГВЭП был разбит, оператор его стал трупом, и ни на какую имитацию рассчитывать не приходилось.
