— Я понимаю, что сумма баснословно
велика, но все же могли бы вы хотя бы приблизительно предположить, сколько в
ней нулей? — отчетливо, словно обращаясь к тупому ученику, произнесла
мадам Клебер, лишний раз продемонстрировав, что жена банкира всегда таковой
остается.
Кларисса же с удовольствием послушала бы еще
про волшебные свойства драгоценных камней, разговора о деньгах она предпочла бы
избежать. Кроме всего прочего, это еще и вульгарно.
— Итак, давайте прикинем. —
Свитчайлд вынул из кармана карандаш и приготовился писать на бумажной
салфетке. — Раньше самым дорогим камнем считался алмаз, но после открытия
южноафриканских копей он заметно упал в цене. Крупные сапфиры встречаются чаще,
чем другие драгоценные камни, и потому в среднем вчетверо дешевле бриллиантов,
но это не относится к желтым и звездчатым сапфирам, а именно они составляли в
собрании Багдассара большинство. Чистые сверхбольшие рубины и изумруды крайне
редки и ценятся выше бриллиантов такого же веса… Хорошо, для простоты
представим, что все 512 камней — бриллианты, причем одинаковой стоимости. Вес
каждого, как я уже сказал, 80 каратов. По формуле Тавернье, которой пользуются
ювелиры всего мира, стоимость одного камня вычисляется так: берется рыночная
цена однокаратного алмаза и умножается на квадрат количества каратов,
содержащихся в данном камне. Получается… Однокаратный бриллиант стоит на
Антверпенской бирже фунтов пятнадцать. Квадрат восьмидесяти — это шесть тысяч
четыреста. Умножить на пятнадцать… М-м… Девяносто шесть тысяч фунтов стерлингов
— вот цена среднего камня из брахмапурского ларца… Умножить на пятьсот
двенадцать… Около пятидесяти миллионов фунтов стерлингов. А на самом деле еще
больше, потому что, как я вам уже объяснил, цветные камни такого большого
размера ценятся дороже бриллиантов, — торжественно подытожил Свитчайлд.
— Пятьдесят миллионов фунтов? Так
много? — осипшим голосом спросил Ренье. — Но ведь это полтора
миллиарда франков!
У Клариссы перехватило дыхание, она уже не
помнила о романтических свойствах камней, потрясенная астрономической суммой.
— Пятьдесят миллионов! Да это половина годового
бюджета всей Британской империи! — ахнула она.
— Это три Суэцких канала! —
пробормотал рыжий Милфорд-Стоукс. — Даже больше!
А комиссар тоже придвинул салфетку и углубился
в какие-то расчеты.
— Это мое жалованье за триста тысяч
лет, — растерянно сообщил он. — Вы не загнули, профессор? Чтобы у
какого-то туземного царька водились такие сокровища?
Свитчайлд ответил гордо, словно все богатства
Индии принадлежали лично ему:
— Это еще что! Драгоценности
хайдарабадского низама оценивают в триста миллионов, да только их в одном
маленьком ларце не уместишь. По компактности сокровище Багдассара,
действительно, не имело себе равных.
Фандорин осторожно тронул индолога за рукав:
— Все же, я п-полагаю, эта сумма носит
несколько абстрактный характер. Вряд ли кому-нибудь удалось бы сразу продать
такое количество г-гигантских драгоценных камней? Это сбило бы цену на рынке.
— Напрасно вы так думаете, мсье
дипломат, — живо ответил ученый. — Престиж «брахмапурского стандарта»
столь высок, что от покупателей отбоя бы не было. Уверен, что по меньшей мере
половина камней даже не покинула бы Индии — их раскупили бы туземные князья, и
в первую очередь все тот же низам. А из-за остальных камней передрались бы
банкирские дома Европы и Америки, да и европейские монархи не упустили бы
случая украсить свои сокровищницы брахмапурскими шедеврами. О-о, при желании
Багдассар мог распродать содержимое своего ларца в считанные недели.
— Вы все время говорите об этом человеке
в п-прошедшем времени, — заметил Фандорин. — Он умер? Что же тогда
стало с ларцом?
— Этого, увы, никто не знает. Конец
Багдассара трагичен. Во время сипайского мятежа раджа имел неосторожность
вступить в тайные сношения с бунтовщиками, и вице-король объявил Брахмапур
враждебной территорией. Злые языки поговаривали, что Британия просто решила
прибрать к рукам сокровища Багдассара, но это, конечно, неправда — мы,
англичане, такими методами не действуем.
— О да, — с нехорошей улыбочкой
кивнул Ренье, переглянувшись с комиссаром.
Кларисса осторожно посмотрела на Фандорина —
неужели и он заражен бациллой англофобии, но русский дипломат сидел с
совершенно невозмутимым выражением лица.
— Во дворец Багдассара был отправлен
драгунский эскадрон. Раджа пытался спастись бегством в Афганистан, но кавалерия
догнала его у переправы через Ганг. Подвергаться аресту Багдассар счел ниже
своего достоинства и принял яд. Ларца при нем не оказалось, только узелок с
вложенной в него запиской на английском. Записка была адресована британским
властям. В ней раджа клялся в своей невиновности и просил переслать узелок его
единственному сыну. Мальчик учился в частном пансионе где-то в Европе. У
индийских вельмож новой формации это в порядке вещей. Надо сказать, что
Багдассар вообще был не чужд веяний цивилизации, не раз бывал в Лондоне и
Париже. Он даже женился на француженке.
— Ах, как это необычно! —
воскликнула Кларисса. — Быть женой индийского раджи! Что же с ней стало?
— Черт с ней, с женой, лучше расскажите
про узелок, — нетерпеливо сказал комиссар. — Что в нем было?
— Ровным счетом ничего
интересного, — сожалеюще пожал плечами профессор. — Томик Корана.
Ларец же исчез бесследно, хотя искали его повсюду.
— И это был самый обычный Коран? —
спросил Фандорин.
— Самый что ни на есть заурядный,
отпечатанный в Бомбейской типографии, с собственноручными благочестивыми
рассуждениями покойного на полях. Командир эскадрона счел возможным отправить
Коран по назначению, себе же на память об этой экспедиции взял только платок, в
который была завернута книга. Впоследствии платок был куплен лордом Литтлби и
вошел в его коллекцию индийской росписи по шелку.
Комиссар уточнил:
— Это и есть тот платок, в который убийца
завернул Шиву?
— Тот самый. Он и в самом деле необычен.
Из тончайшего, невесомого шелка. Рисунок довольно тривиален — изображение
райской птицы, сладкопевной Калавинки, но есть две уникальные особенности,
которых я не встречал ни на одном другом индийском платке. Во-первых, у
Калавинки вместо глаза дырочка, края которой ювелирно обшиты парчовой нитью. А
во-вторых, интересна форма платка — не прямоугольная, а конусообразная. Этакий
неправильный треугольник: две стороны неровные, одна совершенно прямая.
— Платок имеет б-большую ценность? —
спросил Фандорин.
