С этими словами он забрал платок и отнес его к
боковому столику, расположенному у подветренного борта, где окна были закрыты.
Позднее вы поймете, любимая Эмили, почему я излагаю вам эти подробности.
Итак, платок, яблоко раздора, пестрым треугольником
лежал на боковом столике и переливался золотыми искорками. Фандорин стоял
спиной к платку, изображая не то почетный караул, не то охрану. Все мы,
остальные, сбились в кучку у обеденного стола. Прибавьте к этому шелест
занавесок по наветренному борту, пасмурный свет хмурого дня и неравномерное
покачивание пола под ногами. Вот экспозиция финальной сцены.
«Никто не посмеет отобрать у внука раджи
Багдассара то, что принадлежит ему по праву! — подбоченясь, заявила миссис
Клебер. — Я бельгийская подданная, и судебное разбирательство будет
происходить в Брюсселе. Мне достаточно пообещать, что четверть наследства будет
передана на нужды бельгийской благотворительности, и присяжные решат вопрос в
мою пользу. Четверть наследства — это одиннадцать миллиардов бельгийских
франков, пятилетний доход всего Бельгийского королевства!»
Мисс Стамп рассмеялась ей в лицо: «Вы
недооцениваете Британию, милочка. Неужто вы думаете, что вашей жалкой Бельгии
позволят решать судьбу пятидесяти миллионов фунтов? Да на такие деньги мы
построим сотню могучих броненосцев и втрое укрепим наш флот, и без того первый
в мире! Мы наведем порядок на всей планете?»
Умная женщина мисс Стамп. Действительно,
цивилизация только выиграла бы, если бы такая фантастическая сумма обогатила
нашу казну. Ведь Британия — самая передовая и свободная из стран земного шара.
Все народы только выиграли бы, если б стали жить по британскому образцу.
Но мистер Труффо придерживался иного мнения.
«Эти полтора миллиарда французских франков позволят Франции не только оправиться
от трагических последствий войны с Германией, но и создать самую современную,
самую оснащенную армию во всей Европе. Вы, англичане, никогда не были
европейцами. Вы островитяне! Интересы Европы вам чужды и непонятны. Мсье де
Перье, до недавнего времени второй помощник капитана, а ныне временный командир
„Левиафана“, не допустит, чтобы платок попал к англичанам. Я немедленно приведу
сюда господина де Перье, и он поместит платок в сейф капитанской каюты!»
Затем все заговорили в голос, пытаясь друг друга
перекричать, и развоевавшийся доктор даже посмел толкнуть меня в грудь, а
миссис Клебер лягнула мисс Стамп в щиколотку.
Тогда Фандорин взял со стола тарелку и с
грохотом расколотил ее об пол. Все потрясение уставились на него, а хитрый
византиец сказал: «Так мы нашей проблемы не решим. Вы чересчур разгорячились,
дамы и господа. Предлагаю проветрить салон — что-то стало душновато».
Он подошел к окнам подветренного борта и стал
открывать их одно за другим. Когда Фандорин распахнул раму окна, расположенного
над боковым столиком, где лежал платок, произошло неожиданное: подхваченная
сквозняком, легчайшая ткань колыхнулась, затрепыхалась и вдруг взлетела в
воздух. Под всеобщий вопль шелковый треугольник проплыл над палубой, два раза
качнулся над бортовыми перилами — словно помахал нам на прощанье — и, плавно
снижаясь, понесся вдаль. Все завороженно провожали взглядом этот неспешный
полет, пока он не завершился где-то среди ленивых беловерхих волн.
«Как я неловок, — произнес Фандорин в
наступившем гробовом молчании. — Сколько денег утонуло! Теперь ни
Британия, ни Франция не смогут диктовать миру свою волю. Какое несчастье для
цивилизации. А ведь это целых полмиллиарда рублей. Хватило бы, чтобы Россия
выплатила весь свой внешний д-долг».
А дальше произошло вот что.
Миссис Клебер издала диковинный
свистяще-шипящий звук, от которого у меня по коже пробежали мурашки, схватила
со стола фруктовый нож и с неописуемым проворством кинулась на русского.
Неожиданная атака застала его врасплох. Тупое серебряное лезвие рассекло воздух
и вонзилось Фандорину чуть ниже ключицы, но, кажется, неглубоко. Белая сорочка
дипломата окрасилась кровью. Первая моя мысль была: Бог все-таки есть и Он
карает негодяев. Опешив, подлый византиец шарахнулся в сторону, но разъяренная
фурия не удовлетворилась нанесенным ущербом и. ухватив рукоятку покрепче, вновь
занесла руку для удара.
И здесь всех удивил наш японец, не принимавший
участия в дискуссии и вообще до сего момента державшийся незаметно. Он
подскочил вверх чуть ли не до потолка, истошно и гортанно вскричал по-орлиному
и, еще не коснувшись пола, ударил миссис Клебер носком ботинка по запястью!
Этакого трюка мне не доводилось видеть и в итальянском цирке!
Фруктовый нож отлетел в сторону, японец
приземлился на корточки, а миссис Клебер с перекощенным лицом попятилась назад,
держась левой рукой за ушибленное запястье.
Однако она и не подумала отступиться от своего
кровожадного намерения! Ударившись спиной о напольные часы (я писал вам об этом
монстре), она вдруг согнулась пополам и приподняла подол платья. Уж на что я
был ошеломлен быстрой сменой событий, но это было чересчур! Я увидел (простите,
милая Эмили, что пишу об этом) лодыжку, обтянутую черным шелковым чулком,
оборку розовых панталон, а в следующий миг миссис Клебер снова распрямилась, и
в ее левой руке оказался невесть откуда взявшийся пистолет. Он был
двуствольный, очень маленький, с перламутровой отделкой.
Я не смею повторить Вам слово в слово, что
именно сказала эта особа Фандорину, да Вы наверняка и не знаете подобных
выражений. Общий же смысл речи очень энергичной и экспрессивной, сводился к
тому, что «поганый извращенец» (я употребляю эвфемизм, ибо миссис Клебер
выразилась более грубо) заплатит за свой подлый фокус жизнью. «Но сначала я
обезврежу эту ядовитую желтую гадину!» — крикнула будущая мать и, сделав шаг
вперед, выстрелила в мистера Аоно. Тот упал навзничь и глухо застонал.
Миссис Клебер шагнула еще раз и направила свой
пистолетик прямо в лицо Фандорину. «Я, действительно, стреляю без
промаха, — процедила она. — И влеплю тебе свинец прямо между хорошеньких
глазок».
Русский стоял, зажав ладонью расплывающееся по
рубашке красное пятно. Не могу сказать, чтобы он трясся от страха, но был
бледен.
Корабль качнуло сильней обычного — в борт
ударила большая волна, и я увидел, как уродливая махина Биг-Бена кренится,
кренится и… обрушивается прямо на миссис Клебер! Глухой удар твердого дерева о
затылок, и эта неугомонная женщина рухнула ничком на пол, придавленная тяжестью
дубовой башни.
Все бросились к мистеру Аоно, лежавшему с
простреленной грудью. Он был в сознании и все силился встать, но доктор Труффо
присел рядом на корточки и насильно уложил раненого, обхватив его за плечи.
Разрезав одежду, врач осмотрел входное отверстие и нахмурился.
«Нисего, — тихо произнес японец сквозь
стиснутые зубы. — Регкое задето совсем тють-тють».
