Трубка зашипела и погасла.
Русский коротко вздохнул, сунул руку в
жилетный карман, двумя пальцами достал золотого кита и наконец соизволил
разомкнуть уста:
— Я вижу, сударь, вас интересует мой
з-значок? Вот он, извольте. Не ношу, потому что не желаю быть похожим на
дворника с бляхой, хоть бы и з-золотой. Это раз. На рантье, мсье Гош, вы
непохожи — слишком взглядом рыскаете. Да и зачем парижскому рантье таскать с
собой казенную папку? Это два. Раз вам известен мой род занятий, стало быть,
имеете д-доступ к судовым документам. Полагаю, что вы детектив. Это три. Теперь
четыре. Если вам нужно у меня что-то выяснить, не ходите вокруг да около, а
спрашивайте напрямую.
Вот и поговори с таким.
Пришлось выкручиваться. Гош доверительно
шепнул не в меру проницательному дипломату, что является штатным корабельным
детективом, призванным заботиться о безопасности пассажиров — но негласно и со
всей возможной деликатностью, дабы не оскорблять чувств изысканной публики.
Неизвестно, поверил ли Фандорин, однако расспрашивать ни о чем не стал.
Нет худа без добра. Теперь у комиссара
появился если не единомышленник, то но крайней мере собеседник, к тому же
отличавшийся удивительной наблюдательностью и на редкость осведомленный в
криминологии.
Они частенько сиживали вдвоем на палубе,
поглядывали на пологий берег канала, курили (Гош трубку, русский сигару) и
беседовали на разные любопытные темы. Например — о сверхсовременных методах
идентификации и уличения преступников.
— Парижская полиция строит свою работу по
последнему слову науки, — похвастал раз Гош. — Там в префектуре есть
специальная служба идентификации, которой заведует молодой гений, Альфонс
Бертильон. Он разработал целую систему регистрации преступных элементов.
— Я встречался с доктором Бертильоном во
время моего последнего п-парижского визита, — неожиданно сказал
Фандорин. — Он рассказал мне о своем антропометрическом методе.
Бертильонаж — остроумная теория, очень остроумная. Вы уже начали п-применять ее
на практике? Каковы результаты?
— Пока никаких, — пожал плечами
комиссар. — Сначала нужно подвергнуть бертильонажу всех рецидивистов, а
это займет годы. У Альфонса в отделе настоящий бедлам: приводят арестантов в
кандалах, обмеряют их со всех сторон, как лошадей на ярмарке, расписывают
данные на карточки. Зато скоро работка у полиции будет не бей лежачего.
Допустим, находишь на месте кражи со взломом отпечаток левой руки. Замеряешь,
идешь в картотеку. Ага, средний палец длиной 89 миллиметров, ищи в секции
№ 3. А там зарегистрированы семнадцать взломщиков с пальцем
соответствующей длины. Дальше — сущие пустяки: проверь, кто из них где был в
день кражи и хватай того, у кого нет алиби.
— Значит, преступники делятся на секции
по д-длине среднего пальца? — с живейшим интересом спросил русский.
Гош снисходительно усмехнулся в усы:
— Там целая система, мой юный друг.
Бертильон делит всех людей на три группы — по длине черепа. Каждая из трех
групп делится на три подгруппы — по ширине черепа. Стало быть, подгрупп всего
девять. Подгруппа, в свою очередь, делится на три секции — по размеру среднего
пальца левой руки. Секций двадцать семь. Но это еще не все. В секции три пакета
— по размеру правого уха. Сколько получается пакетов? Правильно, восемьдесят
один. Дальнейшая классификация учитывает рост, длину рук, высоту в сидячем
положении, размер стопы, длину локтевого сустава. Всего 19.683 категории!
Преступник, подвергшийся полному бертильонажу и попавший в нашу картотеку,
никогда уже не сможет уйти от правосудия. Раньше-то им было раздолье — назвался
при аресте вымышленным именем и не отвечаешь за все, что раньше натворил.
— Это замечательно, — задумчиво
произнес дипломат, — однако бертильонаж очень мало помогает при
изобличении конкретного п-преступления, особенно если человек ранее не
арестовывался.
Гош развел руками:
— Ну, это проблема, которую науке не
решить. Пока есть преступники, без нас, профессиональных ищеек, все равно не
обойдешься.
— Приходилось ли вам с-слышать об
отпечатках пальцев? — спросил Фандорин и показал комиссару узкую, но
весьма крепкую кисть руки с отполированными ногтями и бриллиантовым перстнем.
С завистью взглянув на кольцо (годовое
комиссарское жалованье, не меньше), Гош ухмыльнулся:
— Какое-нибудь цыганское гадание по
ладошке?
— Вовсе нет. Еще с д-древних времен
известно, что рельеф папиллярных линий на подушечках пальцев у каждого человека
уникален. В Китае рабочий-кули скрепляет контракт о найме отпечатком большого
пальца, обмакнутого в т-тушь.
— Ну, если бы каждый убийца был настолько
любезен, что специально обмакивал бы палец в тушь и оставлял на месте
преступления отпечаток… — Комиссар добродушно рассмеялся.
Однако дипломат, кажется, не был расположен
шутить.
— Мсье корабельный д-детектив, да будет
вам известно, что современная наука достоверно установила: отпечаток остается
при соприкосновении пальца с любой сухой твердой поверхностью. Если преступник
хоть мельком дотронулся до двери, до орудия убийства, до оконного стекла, он
оставил след, при помощи к-которого злодея можно изобличить.
Гош хотел было сыронизировать, что во Франции
двадцать тысяч преступников, а у них двести тысяч пальцев, ослепнешь в лупу
смотреть, но запнулся. Вспомнилась расколоченная витрина в особняке на рю де
Гренель. На разбитом стекле осталось множество отпечатков пальцев. Однако
никому и в голову не пришло их скопировать — осколки отправились в мусор.
Ишь до чего прогресс дошел! Ведь это что
получается? Все преступления совершаются руками, так? А руки-то, оказывается,
умеют доносить не хуже платных осведомителей! Да если у всех бандюг и ворюг
пальчики срисовать, они ж не посмеют своими грязными лапами ни за какое черное
дело браться! Тут и преступности конец.
От таких перспектив просто голова шла кругом.
Реджинальд Милфорд-Стоукс
2 апреля 1878 года
18 часов 34 и 1/2 минуты по Гринвичу
Моя драгоценная Эмили,
