Сигурд пожал ему руку.
— Да будет так. Если я не вернусь к следующему новолунию…
— …то я все равно буду ждать тебя, — пообещал Нацрей. — Время для меня не имеет значения.
Все слова были сказаны. Сигурд повернулся к лесу, сущностью которого было зло, и ощутил на себе его гнилостное дыхание. Снова послышался волчий вой, но на этот раз далеко впереди. Волк, как и прежде, сопровождал его.
Если бы Сигурд и Нацрей еще на пару шагов приблизились к бургундскому замку, они заметили бы фигуру, стоявшую на крепостной стене. Пока римляне этим холодным утром находились в своих покоях или в кухне, этот одинокий человек наблюдал за путниками, опустив холодные руки на такие же холодные камни.
Туман нисколько не мешал Брюнгильде. Она отчетливо видела двух друзей, один из которых собирался бросить вызов нибелунгам. Он хотел смерти или права называться своим настоящим именем.
Конечно же, этот туман не был случайностью, да и влажный холод, удерживающий жителей Вормса в их домах, объяснялся не только плохой погодой. Сегодня был особый день, и боги способствовали этому.
В мире смертных валькирия Брюнгильда обладала такой мерой телесности, какой хотела. В этот момент ее облик из плоти и крови почти ничем не отличался от облика живого человека. Когда она делала вдох, ее легкие наполнялись холодным воздухом, хотя сердце валькирии не билось, чтобы разносить этот воздух по венам.
Это напомнило ей Исландию. Холод, снег, грубо отесанные крепостные стены. Она часто стояла на сторожевой башне у себя на родине и смотрела через фьорд на море. Много дней. Много лет.
Она ждала Зигфрида.
Волк завыл, отвлекая Брюнгильду от печальных мыслей.
— Ты прав, — прошептала она. — Но дай мне хотя бы вспомнить об этом.
Она увидела Сигурда, который шел в направлении к лесу. Там Брюнгильда не могла ему помочь и не могла увидеть, что с ним происходит.
Лес нибелунгов. Вдалеке она услышала их шипение и блеющий хохот.
Вновь послышался вой волка.
Этим утром Ксандрию не разбудила теплая мягкая рука Хеды. Поскольку отсутствие придворной дамы казалось необычным, принцесса насторожилась. Кроме Хеды, никто не имел права входить в ее покои.
Внезапно принцесса услышала крик. Высокий, тонкий и… душераздирающий.
Ксандрия испуганно вскочила и, бросив взгляд в окно, поняла, что уже наступило утро. Быстро умывшись холодной водой из миски, стоявшей рядом с кроватью, она поспешно натянула платье.
И снова раздался этот крик, больше похожий на жалобный вой, легко проникавший сквозь стены. Он доносился со двора. Ксандрии пришлось встать на цыпочки и перегнуться через подоконник, чтобы увидеть, что там происходит.
Зрелище, представшее перед ее глазами, было настолько чудовищно, что принцесса отшатнулась, схватившись ослабевшей от ужаса рукой за железную подставку для факела.
Нет, это невозможно!
Сунув ноги в грубые меховые ботинки, Ксандрия помчалась по коридору, затем вниз по каменным ступенькам через холл и, наконец, пробежав мимо привратников, оказалась во дворе. Она бросилась к отцу и повисла у него на руке, которую он занес для последнего удара деревянной дубинкой.
— Нет!
Вульфгар грубо оттолкнул дочь и сделал шаг к избитому окровавленному телу, дрожавшему перед ним на снегу. Хеда.
Лицо женщины распухло, левая рука неестественно вывернулась, а когда-то белая юбка пропиталась кровью.
— Убирайся вон! — закричал король. — Твоя приближенная дама хотела меня отравить! Торговцы продавали ей травы, а одна служанка видела, как она ночью пробиралась в замок с каким-то мешком.
Он сильно ударил Хеду ногой в живот, и она скорчилась от боли.
Половина придворных стояла этим холодным утром во дворе, наблюдая за жестоким спектаклем. Этого потребовал Вульфгар, считавший, что экзекуция должна стать предупреждением для тех, кто осмелится бросить вызов королю.
Ксандрия встретилась взглядом со своей придворной дамой и закусила губу, понимая, что ничем не может ей помочь. Хеда делала то, что должна была делать: она защищала свою госпожу. А Ксандрии оставалось только благодарно молчать.
— Позволь своей душе милосердие там, где милосердия быть не может, — настойчиво прошептала принцесса, уже не сдерживая слез. — Выброси ее из замка, подари ее искалеченное тело тому нижайшему из вассалов, какого только сумеешь отыскать. Но позволь ей жить — пусть это будет напоминанием для тех, у кого появятся подобные мысли.
Вульфгар сплюнул, и только по тому, как у него дернулся уголок рта, принцесса догадалась, что он до сих пор испытывает ужасную боль. Остатки яда продолжали терзать короля.
— Ее искалеченное тело на колу сослужит такую же службу.
Он сделал еще один шаг к придворной даме, и Хеда больше не смогла сдерживать свои страдания.
— Это все… это все…
— Это все — что?! — заорал Вульфгар, сжимая правой рукой лицо жертвы. — Ты еще что-то хочешь сказать?!
Сердце Ксандрии замерло, когда Хеда взглянула на нее, прося прощения.
— Это все… принцесс…
Все же Вульфгар был настоящим королем и не мог подвергать свою дочь подозрениям со стороны двора. Резким движением он сломал Хеде шею, прежде чем та успела высказать свое обвинение до конца. Затем он отпустил ее, и обмякшее тело истерзанной женщины упало в грязный снег.
Потрясенная Ксандрия кусала губы, закрыв глаза. В ее жизни Хеда занимала особое место, потому что чем-то напоминала ей образ матери. Принцесса не могла винить несчастную за предательство в последние мгновения ее жизни.
— Бросьте тело псам, — приказал Вульфгар и повернулся к дочери. При этом он понизил голос, стараясь, чтобы его могла слышать только Ксандрия: — Как ты думаешь, что она имела в виду?
Принцесса попыталась взять себя в руки.
— Несомненно… это была отчаянная попытка спасти собственную жизнь. Да и кто мог бы обвинить ее в этом?
Вульфгар нагнулся, так что его губы почти касались уха дочери:
— Сегодня я пожертвовал придворной дамой, чтобы спасти принцессу. В следующий раз я так вобью твое тело в мостовую, что его придется выковыривать из трещин в камнях.
Отодвинув ее в сторону, он молча пошел в замок.
А Ксандрия наблюдала, как двое стражников схватили мертвую Хеду за ноги и поволокли к воротам.
«Исландия!» — закричал кто-то из тех, кто плыл вместе с ним на роскошном военном корабле. Сигурд, а также Гелен и Ион поспешили на нос.
И правда, на горизонте показался остров. Он весь искрился в лучах весеннего солнца. Сигурд смотрел на победивший в войне флот, на свою родину и думал о том, что более славного возвращения он и представить себе не мог.
