Зигфрид ни на секунду не забывал о том, зачем он здесь, и все же время от времени позволял себе замереть в изумлении. Кто из людей мог бы сказать, что он видел величие и мрачное великолепие Утгарда? Здесь были горы, исторгавшие огонь, и черные реки, над которыми поднимался зеленый пар. Вдалеке что-то громыхало, и Зигфрид разглядел силуэт огромного существа, по размерам не меньшего, чем вся Исландия. А еще там были какие-то… создания, иначе он не мог бы их назвать, кружившие в воздухе. Это были не птицы, а какие-то бесформенные существа с бесчисленным количеством конечностей и горящими глазами.
Здесь пахло серой и жженым мясом. В застоявшемся воздухе витали неприятные запахи и били в нос. В Утгарде не было тихо: отовсюду доносились разные голоса. Громкие крики смешивались со странным резким звуком, не имевшим ни начала, ни конца. Что являлось причиной этих криков, ярость или отчаяние, Зигфрид не знал.
А в центре был Иггдрасил.
Мировое древо.
Зигфрид почему-то думал, что это не будет дерево в буквальном смысле, и удивился, увидев, что Иггдрасил действительно оказался деревом. Здесь, в Утгарде, были лишь его узловатые корни, глубоко уходившие в землю, а верхняя часть ствола поднималась ближе к слою Мидгарда. Ствол был настолько огромным, что по ширине превосходил Ксантен. Зигфрид не сомневался, что потребуется много недель, чтобы обойти вокруг него. Корни были широкими и такими же длинными и извилистыми, как Рейн. Они и двигались, как великая река, будто Иггдрасил был живым существом, стонавшим от веса миров.
Зигфриду было даже немного жаль, что Хъёрдан уже приблизился к земле и высадил его рядом с самыми тонкими корнями, которые, тем не менее, были толще башен бургундского замка. Конь совершенно не пугался ужасного вида Утгарда, ведь демоны, обитавшие здесь, не могли отобрать у него жизнь. Возможно, здешним существам уже приходилось видеть огненные полосы, остававшиеся от мощных копыт, и теперь они с уважением давали дорогу коню валькирии.
Зигфрид соскочил с Хъёрдана, и влажная земля под его ногами прогнулась. Вообще, земля здесь напоминала не почву, а скорее мягкое мясо. Вероятно, такие же ощущения должны были бы испытывать крошечные создания, если бы ходили по языку, подумал Зигфрид.
Как только он сошел на землю, Хъёрдан ускакал. Конь валькирии не хотел принимать участия в том, что предстояло Зигфриду. Он был лишь перевозчиком между мирами, а не боевым спутником.
Зигфрид растерялся, не зная, куда ему идти. Сверху он видел, что Утгард по размерам не меньше Мидгарда. Брюнгильда сказала, что он легко узнает демонов, укравших королеву, стоит только увидеть их, а значит, ему следует идти вперед и надеяться, что боги, заманившие его сюда, сами направят его стопы.
Подняв ногу, чтобы продолжить путь, Зигфрид почувствовал неимоверно сильную боль, пронзившую все тело. Он сразу же поставил ногу на место — и боль отпустила. Он попытался идти в другую сторону. И опять боль. Словно невидимые огромные ладони сжали его голову. Принц так сильно стиснул челюсти, что едва не сломал зубы.
Направо.
Сразу легче. Лишь слабая пульсация в черепе. Он мог идти в этом направлении, не страдая от боли. Один шаг. Два шага. Осторожно, осторожно. Он шел, думая о том, что боль ведет его. Он двигался по пути, где ему не нужно было стонать, где мир не расплывался у него перед глазами. Как просто. Зигфрид взял за точку отсчета гору на горизонте и назвал это место «север». Значит, боль вела его на юго-запад.
Как только принц приспособился к тому, что его ведет не восприятие, а боль, он смог медленно продвигаться вперед. Иногда было достаточно повернуть голову, чтобы вспышка в черепе напомнила ему о том, что этот путь неправильный. И все же… Зигфрид внезапно остановился. Неприятное жжение стало подниматься по спине, словно невидимая раскаленная рука хотела толкнуть его вперед. Что говорила ему Брюнгильда? «Если ты способен следовать важным советам, которые тебе давали в течение жизни…».
В тот момент, ослепленный яростью, он не вникал в смысл этих слов. Но теперь, когда Утгард указывал ему путь, слова валькирии всплыли в его сознании как предупреждение. Боль в спине усилилась, и Зигфрид, как и прежде, не мог идти вперед, не испытывая боли. Слово «боль» вспыхивало в его черепе, будто старалось найти отклик. И оно нашло его.
«Ты должен идти туда, куда ведет тебя твоя боль. Так ты станешь мужчиной», — говорил ему Нацрей, когда они еще были в Британии и Зигфрид хотел отправиться в лес нибелунгов.
«Куда ведет тебя твоя боль…».
Эти слова были истинными, и они не соответствовали тому, что сейчас делал Зигфрид. Он избегал боли, вместо того чтобы следовать за ней. Он должен был найти свой путь, а в результате позволил Утгарду вести себя! Как будто царство титанов и демонов хотело ему помочь!
Зигфрид снял одну из кожаных повязок, которыми были обернуты ножны его меча, и, сложив ее в несколько раз, крепко сжал зубами. Он обернулся.
В боль.
Шаг. Два шага. Три.
Зигфриду казалось, что в его черепе разгорелось адское пламя, руки были охвачены огненными языками, а молот Тора неустанно бил по берцовым костям. Как люди пытаются справиться со снежной бурей, так и Зигфрид шел наперерез урагану, сотканному из боли.
«Куда ведет тебя твоя боль…».
Он скрестил руки на груди, сжал кулаки, и каждый его шаг сопровождался стоном, приглушенным сжатой зубами кожаной повязкой.
Вперед. Только вперед. Куда влекло его тело, где наступало облегчение, туда ему идти не следовало. Путь превратился в битву с самим собой. Поиск боли. Боль становилась все больше, все глубже, пока Зигфриду не показалось, что даже его душа извивается от судорог.
Он прошел сто, может быть, двести шагов. Время от времени у него подгибались ноги, а тело извивалось от мучительных спазмов так, что он не мог выпрямиться. Ему приходилось ползти, и он полз вперед, пока не наткнулся на камень.
И тут боль отступила.
Неужели ненависть Утгарда поутихла? Или его тело от перенапряжения уже не воспринимало боль? Зигфрид выплюнул кожаную повязку и вытер слезы со щек. Он снова стал чувствовать свои руки, ладони, пальцы, которые до этого казались лишь сгустком огня. Его тело осталось невредимым.
Он вспомнил слова Брюнгильды об испытаниях и мог лишь предполагать, что ему удалось выдержать первое из них. Зигфрид не знал, смог бы он противиться боли дольше, ведь человек не создан для страданий и даже самое сильное тело в конце концов можно сломить.
Ксандрия.
Мысль о возлюбленной гнала его вперед, и он, даже не передохнув, продолжил идти в том направлении, которое ему дала боль. Лучшего указателя ждать не приходилось.
Зигфрид заметил, что ни одно из тех существ, которых он видел с воздуха, ни разу не повстречались ему на пути. Говорили, что демоны Утгарда трусливы и проявление мужества им чуждо. Но Зигфрид догадывался, что они наблюдают за ним, смотрят на него из кустов, из крон деревьев, из-за скал и валунов. Их подгоняло любопытство, и, словно зрители амфитеатра, они хотели посмотреть, что же им предложит гладиатор Зигфрид, вышедший на арену.
