— Ну от такой чести хрен откажешься! — кривясь от боли, проворчал Серый.
В оказании первой помощи приняли участие все трое:
Ежик держал фонарь, Никита с Люськой мотали бинт и делали что-то вроде шины из небольшой расколотой продоль еловой палки. Всего-то ничего осталось, когда вдруг мотор тягача взревел, фары прорезали темноту, залязгали гусеницы и прицеп заскрипел рессорами. Сначала все думали, будто Механик только пробует свои силы — не забыл ли, как управлять гусеничной техникой. Но потом шум вдруг стал удаляться, и очень быстро…
— Куда они? — завопила Светка. Никита выскочил из кустов — тягач с прицепом, тарахтя, укатывали в какую-то просеку за бугром.
— Угнали! — воскликнул он скорее удивленно, чем с досадой.
— Надо было ставить «Клиффорд»! — процитировал телерекламу Серый и закатился истерическим хохотом…
ЭПИЛОГ
Поезд подходил к Москве, за окном мелькали пригородные станции с хорошо знакомыми Ветрову названиями. Никита стоял в тамбуре со своим рюкзачком, одетый точь-в-точь как в день своего приезда в эту самую злополучную область. Вся одежда, однако, была хоть и очень похожа, но не та. Ее презентовала Булочка взамен той, что была сожжена Люськой в дачном камине.
Меньше чем за шесть дней Ветров испытал столько, что, казалось, прожил какую-то вторую жизнь. Которая вполне могла закончиться смертью, поставившей точку и на этой, относительно спокойной и даже скучной жизни одинокого и замкнутого в себе студента, сосредоточенного на всяких научно-учебных делах.
И верилось, и не верилось в то, что все уже позади. С каждой секундой приближался момент возвращения домой, в прежнюю, вполне обычную жизнь, однако душа все еще переживала, восстанавливала перед глазами картинки из недавно пережитого…
«Да куда они, на хрен, денутся! — успокоил Серый Булочку, поскрипывая зубами от боли. — Догоним за шесть секунд!»
И действительно, казалось, будто тягач сможет лишь ползти, как черепаха.
Поэтому Светка, Никита, Ежик и Серый сгоряча бросились в погоню.
Однако для начала им пришлось взбежать на бугор, а он хоть и был не шибко крутой, но довольно длинный. Поэтому сил на него ушло много. А тягач с прицепом уже укатил за поворот просеки. В это самое время Серый — тоже, блин, взялся с перебитой рукой и солидной кровопотерей кроссы бегать! — неожиданно повалился на дорогу, потеряв сознание. Светка приказала Ежику приводить его в чувство, а сама вместе с Никитой продолжила бег. Но уже помедленнее. К тому же на скользкой, разбитой гусеницами дороге они пару раз успели шлепнуться в грязь.
От поворота, в который свернула сцепка, дорога пошла под уклон, и стало возможным бежать быстрее. Но это сыграло злую шутку. Разогнавшись, в темноте не заметили, что просека раздвоилась, и пробежали почти километр не сворачивая, а тягач-то с прицепом, оказывается, повернул направо. При этом тот, кто управлял тягачом, выключил фары, а лесное эхо сыграло с преследователями злую шутку. За те десять с лишним минут, которые понадобились Никите и Светке, чтоб осознать свою ошибку и вернуться обратно на развилку, тягач утащил свою добычу почти на три километра от развилки, потому что дальше дорога оказалась выстлана бревенчатой гатью, и скорость движения стала побольше. Но зато бежать по этой гати было почти невозможно. Залетишь на бегу ногой в зазор между бревнами-и пара месяцев травматологии обеспечена.
Наверно, уже тогда надо было вернуться, но разъяренная Булочка продолжала преследование шагом, прислушиваясь к все удаляющемуся гулу двигателя. Потом, правда, он на какое-то время стал слышнее, а потом резко оборвался. «Завяз!
Заглох!» — восторженно воскликнула Светка и прибавила шагу, заставив и Никиту напрячь последние силы. Так, на этом душевном подъеме, они прошли еще полчаса, пока не добрались до просторного заболоченного лога, посередине которого была настоящая топь. Гать обрывалась на берегу небольшого озерца, которое, судя по всему, образовалось совсем недавно, после того, как туда провалился тягач с прицепом. Тягач уже полностью скрылся под водой, а вот часть заднего борта прицепа еще торчала из озерца. Сундуков над водой не просматривалось, но Светка была убеждена, что они из кузова никуда подеваться не могли, и хотела даже в воду полезть. Однако вспомнила, что сундуки из колодца поднимали краном, и им вдвоем и даже втроем, если подключить Ежика, ни одного сундука достать не удастся. К тому же провалившийся тягач, разбередив топь, уходил все глубже под воду, в полужидкий ил, под которым был еще один или несколько слоев воды. Уже через пару минут задний борт прицепа исчез с поверхности воды. Никаких признаков того, что угонщики выскочили из кабины и прячутся поблизости, не было. Светка сочла, что их Бог наказал.
Как ни странно, несмотря на то, что клад ушел в болотные прорвы, Булочка успокоилась и даже радовалась, что клад далеко не убежал, и надеялась, будто ей удастся его вытащить из болота. Эта версия устроила.
Благополучно добравшись на «Черный полигон», они застали там Ежика и Серого, которые дожидались их возвращения, а заодно стаскивали в яму, оставшуюся после изъятия сундуков, трупы Гериных подручных.
Потом, на бывшей крыше одной из землянок мародерского лагеря, превращенной в плот, доплыли до палатки, разбитой перед выходом на «Черный полигон». В палатке обнаружили совершенно пьяную Люську, которая жгла костер и отогревала тоже пьяненького и очень ослабевшего Василия Михайловича Ермолаева. Вот только тут Никите удалось с ним наконец-то встретиться и поговорить.
После того, как Ермолаев получил от Никиты письмо, старик очень растрогался. Само собой, что старик согласился принять Никиту и рассказать все, что знал об отце. Но поскольку отца своего он, по собственному признанию, «и дня живым не видал» (может, и видал, но не помнил), то полез на чердак за старыми альбомами.
На чердак в доме Ермолаевых, построенном еще Михаилом Петровичем, вела крутая деревянная лесенка с перилами. А под одной из ступенек, пятой снизу, большевик-подпольщик Ермолаев устроил схоронку, куда прятали всякую нелегальную литературу. Внешне ступенька ниче от остальных не отличалась, но был один хитрый гвоздик пружинкой, находившийся под ступенькой с нижней стороны, а потому совсем незаметный. Отжав этот гвоздик можно было открыть ступеньку, как лючок.
Ни сам Василий Михайлович, ни его мать, Антонида Васильевна, ничего о схоронке не знали. О тайнике знали только несколько большевиков, работавших с Ермолаевым в подполье. Да еще он рассказал о нем уже во время гражданской войны своему ординарцу Егору Демину, когда была угроза захвата города белыми. Василий Михайлович узнал о схоронке случайно, зацепившись за тот самый гвоздик, когда собирался лезть на чердак.
Увидев старые бумаги, Василий Михайлович очень обрадовался — будет чем удивить московского гостя. Нацепил стариковские очки и принялся рассматривать.
При этом самым первым он нашел письмо Егора Демина, в котором тот, обращаясь к Степаниде Егоровне, объяснял, почему, спрятав в ермолаевскую схоронку захваченный у убитого Евстратова дневник, никому о нем не говорил.
