— Ну и что ты сам думаешь по этому поводу?
— Это все было в действительности, Стан. В другой, не нашей действительности, но — было. Хотя о многом из того, что сообщил мне Голос, я и сам думал еще раньше.
— Вот именно! — Стан выбросил в мою сторону указательный палец. — Вот именно, Лео! Это ты сам с собой говорил, и все твои видения — продукт подсознания. Они отразили твои мысли, о которых, возможно, ты и сам не подозревал — а в подсознании-то все откладывается, все! Переутомление, нервный срыв, напряженное ожидание чего-то подобного — ты ведь поверил в это, Лео, давно поверил! — и в результате получился такой вот винегрет. Ничего более, Лео, нич-чего более! Тебе нужно просто отдохнуть.
— А мне-то казалось, ты тоже поверил, Стан…
— Во что, Лео, во что? Тут не вера главное, а факты.
— Хорошо. — Я тоже положил руки на стол, придавив одной ладонью другую. — Давай проанализируем. Конечно, это в самом деле могло выплеснуться подсознание. Я уже обдумывая такую версию. Но Голос цитировал мне Библию. Именно цитировал, а не пересказывал. Я не помню таких цитат!
— Ну-у! — протянул Стан. — Ты хоть раз-то Библию читал, надеюсь.
— Читал. Но давно.
— Вот и ответ. — Стан откинулся на спинку стула и удовлетворенно развел руками. — Для подсознания безразлично, как давно ты что-либо слышал, видел или читал. Ничего не пропадает. Мне ли об этом говорить, тебе ли слушать, Лео!
— Ладно. Пойдем дальше. Моя старшая дочь со сказками для Грустного Малыша, уехавшая в Штутгарт — где это, кстати? Какой-то мустангер Билл, Мария в платке до бровей. Нет у меня никакой дочери, ни старшей, ни младшей. Я вообще детей еще не нажил! Во всяком случае, ничего о них не знаю.
— Скрытое подсознательное желание. Штутгарт — это на Земле. Крупный город. Так что ты мог о нем когда-то слышать или встречать в сводках.
— А все остальное — тоже подсознание?
— Безусловно, — лаконично отозвался Стан.
— Даже бред мраморной головы?
— Даже бред. Это не ее бред, это твой бред.
— А то, что земляне отравили собственную биосферу и погибли сотни лет назад? — продолжал упорствовать я. — А то, что мы — персонажи какой-то книги, которую читает Некто, существующий, в отличие от нас, реально?
— А это у тебя самого из книг и фильмов. Плюс фантазия, воображение. Лео, неубедительно все это, неубедительно, понимаешь? Ты, конечно, извини, но тебе, наверное, нужно все-таки обратиться к врачу. Психика — вещь тонкая, а при наших-то нагрузках да еще твоей теперешней ситуации она вполне могла дать сбой. Не ты первый, Лео. Сам знаешь, это дело поправимое.
— Допустим, убедил. Тогда пойдем еще дальше. Голос говорил, что при выходе из Преддверия возможен сдвиг во времени. Так вот, я прекрасно помню, что шагнул к стене того тупика, находясь спиной к Бохарту — а выбрался из Преддверия лицом к нему. Лицом, Стан! Он ослепил меня своим фонарем.
— Тебе уже было плохо, Лео, и ты просто не помнишь, как повернулся, — вновь невозмутимо разбил мой довод Стан.
В общем-то, со всеми этими опровержениями было трудно не согласиться; ничего более-менее убедительного я пока ему не преподнес. Но я продолжал, потому что уж коль идти, так идти до конца. Вспомнилось вдруг, что кто-то где-то когда-то сказал: «Если ты стал на путь, а он ложный — стой на нем, и он будет для тебя истиной»… Попробуем. И я очень сомневался, что путь мой ложный.
Я сказал:
— Вот еще один аргумент в доказательство того, что я вернулся из Преддверия по нашему времени на мгновение раньше, чем вошел: когда я, скажем так, провалился, Бохарт крикнул: «Куда вы, господин…» — конца фразы я уже не услышал. А первое, что я услышал, вернувшись, были его слова: «…вы, господин Грег?» С вопросительной интонацией. Сопоставь и увидишь, что я действительно оказался чуть сдвинутым во времени в прошлое. Или ты скажешь, это какое-то особенное эхо в той пещере? Или отнесешь на счет того, что у меня возникли неполадки со слухом и вообще с головой?
Стан мельком взглянул на меня и опустил глаза:
— Не обижайся, Лео, но, вероятно, это действительно так. Я привык верить фактам, а фактов пока нет. Есть только твои, чисто субъективные ощущения. Мы ведь с тобой «полы», а не кто-нибудь.
— А помнишь, что сказал Бохарт на острове, когда вы меня вытащили из пещеры? Он сказал, что у него в пещере тоже был какой-то заскок. Еще добавил про ночки бессонные… Припомни-ка, пожалуйста, Стан.
Стан сдвинул брови, вспоминая, потом неуверенно произнес:
— Ну да, было, кажется, что-то такое… И что отсюда следует?
— А знаешь, что он сказал, когда я вернулся из Преддверия? — с нажимом продолжал я. — Он сказал, что пора выметаться с острова; мол, чепуха всякая мерещиться начинает. И я знаю, какая именно чепуха! Он на мгновение увидел меня одновременно и со спины, и с лица, с реверса и аверса, так сказать. То есть действительно увидел какую-то чепуху. Давай спросим у него, Стан!
Стан с сомнением пожал плечами. Задумчиво покусал губы.
— Это уже кое-что, — наконец сказал он. — Кое-что, но не более. Бохарту действительно могло на миг что-то там почудиться, в темноте. На долю секунды.
— Тогда все мы друг другу только чудимся! — Я в сердцах отшвырнул тарелку. — Ты чудишься мне, я — тебе! Весь мир нам только чудится, а мы чудимся тому, кто читает книгу о нас!
— Не кипятись, Лео. — Стан примирительно поднял руки. — Посуда-то здесь при чем? Я же сказал, это кое-что. Возможно, Бохарт действительно подтвердит. Но понимаешь, этого слишком мало. Слишком зыбкое доказательство. Поставь себя на мое место и честно признайся: а ты бы поверил? Возможно, это и факт, но факт, который может быть истолкован по-разному, неоднозначно. Померещиться-то может всякое. Куст среди ночи нетрудно принять за человека…
— Ну да, или за зверя, — пробормотал я. Пример был расхожий.
— Или за зверя, — согласился мой напарник. — Говорил ведь Рональд: фронтир влияет. Почему бы и нет? Что мы знаем о влиянии фронтира на Серебристом Лебеде на психику? Тем более, находились-то мы совсем рядом с ним. Поэтому тебе обязательно надо к врачу, Лео. Сам сказал, что думаешь о близкой смерти. Разве это нормально? Разве было у тебя раньше такое?
— Это не я говорю, это Голос мне предсказал, — мрачно заметил я.
— Твой внутренний голос, — уточнил Стан.
Я нагнулся и поднял тарелку с пола. Я уже остыл и признал его абсолютную правоту. В конце концов, мы с ним действительно были «полами», а не кем-нибудь другим, и самым важным в работе считали неоспоримые доказательства. Не один шаткий факт, который и вправду можно истолковать по-разному, а доказательства. И желательно — побольше. Поболь…
Я так резко вскочил, что чуть не перевернул стол. Стан тоже поднялся с явным намерением схватить меня и обезвредить. Наверное, он подумал, что я начинаю впадать в буйство.
