Книга Сибирская жуть, страница 59. Автор книги Александр Бушков, Андрей Буровский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сибирская жуть»

Cтраница 59

– На втором скелете, справа, возьмешь иголки, нож, серьги красивые. Смотри, мужик, совсем забыла – под той стенкой (бабка ткнула рукой, под которой) еще украшение найдешь, редкое, на лбу носили. И горшки такие здоровенные, в изголовье у обоих стоят. И кости зверей в ногах, коров и лошадей кости, тоже отыщешь.

А вон тот курган ты, мужик, лучше не трогай, – бабка ткнула рукой в курган с березой. – Тебе этот курган не нужен, и только хуже от этого будет.

– Почему? Мне его надо раскопать, задание такое.

– Не понимаешь?! Все что нужно, в этом кургане найдешь, прямо под ногами! А в тот курган – не лезь! Плохо будет!

Глаза у бабки засверкали так, что Кузьмину стало попросту жутко. Стоял Кузьмин по грудь в яме, беспомощно, и положил лопату поперек ямы, чтобы опереться на нее и выпрыгнуть из погребальной камеры. На секунду Кузьмин отвлекся, выпустил из виду старуху с ребенком, а в следующий момент, уже стоя на земле, видел только, как бабка с невероятной быстротой семенит вверх по долинке, прямо на ближайший склон. Кузьмин подивился, с какой скоростью несется бабка, а потом глаза у него заслезились от прямых лучей солнца. Коля перестал видеть этих двух и не понял, куда они делись. Естественно, он не стал больше оставаться один на кургане и, конечно, старательно записал, что же должно быть в недокопанном кургане.

Говоря коротко: в кургане было все, о чем говорила старуха. И ножи, и кованый кинжал, и кольца на пальцах скелетов, и шилья, и подвески, и даже бронзовая диадема – редкое, богато расписанное орнаментом украшение из бронзы, которое носили на лбу, – и как раз «под той стенкой». По-видимому, диадему просто забыли надеть на голову трупа – только так мог объяснить Кузьмин находку такой диадемы.

Старухи с малышом никто, кроме Кузьмина, не видел, и никаких следов на глине они не оставили.

А когда принялись за второй курган с березой, и правда, стало плохо. Гораздо хуже, чем если бы опять пошли дожди.

Перед началом раскопок в отряде было восемь крепких взрослых дядек, кроме самого Кузьмина… Было – потому что через два дня осталось двое – фотограф и сам Коля Кузьмин. Двое сотрудников полегли, как только начали рубить березу. Слетел топор с рукояти, угодил по голове человеку. К счастью, только чиркнул по касательной, но и так кровь хлынула фонтаном. Добрый час выносили раненого с кургана в лагерь, останавливали кровь, перетягивая тряпками рассеченную голову. Скоро парень уже сидел и жалко улыбался иссиня-серой от потери крови физиономией; его морозило, девушки побежали варить бульон для подкрепления сил парня…

Топор насадили на рукоять, Кузьмин сам проверил орудие. А через двадцать минут второй человек скорчился под недорубленной березой: лезвие того же топора он ухитрился вогнать себе в коленную чашечку.

– Неумелый был?

– Какое там! Полжизни в экспедициях. Ни одной травмы за все пятнадцать лет в поле. Да ты его знаешь…

И Кузьмин называет мне человека, которого я и правда знаю, и уж, конечно, не как неумеху. Ездил с археологами, ездил с геологами, действительно полжизни в экспедициях.

Этого раненого унесли в лагерь и тут же повезли за шестьдесят километров в больницу – слишком жутко белела в ране раздробленная розово-белая кость. В экспедицию парень вернулся, но только через две недели.

А пока уезжала машина, еще виднелся вдали шлейф пыли, как вдруг застонал еще один, от острой боли в животе. Да, пил стоячую воду… Но ее и другие пили. И он сам раньше ее пил не раз… Но скрутило его именно теперь, не раньше, не позже, и даже вывезти его в больницу было не на чем. Парня, как говорят грубые «экспедишники», несло с обоих концов, поднялась температура, начинался бред. Одна девица с дипломом медсестры взялась командовать: промыла желудок, накачала парня антибиотиками, завернула в теплое. Весь лагерь помогал умелой девушке.

Только после обеда вышли работать, оставили стучащего зубами парня под ворохом шуб и в окружении девиц. Кузьмин сам взялся за топор. После каждого удара он осматривал, как сидит лезвие на топорище, примерялся… А вокруг стоял, внимательно наблюдал круг парней.

Через полчаса береза рухнула. У-уфф… А еще через час новый истошный крик – парень всадил лопату себе в ногу, почти отрубил большой палец. Опять несли увечного в лагерь, перетягивали жгутом ногу. Едва вернулась машина, ей тут же нашлось новое дело. Этот в экспедицию не вернулся.

– Может, сегодня не пойдем работать? День какой-то несчастливый…

Николай решил, и правда, больше не ходить на курган. Утро вечера мудренее… А ночью двое заболели. Один – гриппом, который подцепил совершенно загадочным способом: ведь экспедиция ни с кем не имела дела почти месяц. Это был первый и последний случай гриппа в экспедиции Кузьмина, происшествие уникальное и совершенно необъяснимое. У другого начался приступ холецистита. Болезнь у него была хроническая, но ведь ни раньше, ни позже…

И сереньким утром следующего дня два человека могли выходить на раскоп: сам Кузьмин и фотограф, смурной мужик лет пятидесяти, с самым отвратительным характером. Ну, и еще шофер. Работы на раскопе фактически остановились.

Второй курган копали не неделю, а все три. Люди простужались, срывались с крутизны, вывихивали ноги, обваривались кипятком, резались ножами и лопатами.

– Осторожно! Бога ради, осторожно! – выстанывал Кузьмин каждое утро. Словно какая-то неведомая сила воевала с бедной экспедицией. Все оставшиеся и вели себя, как на войне… Может быть, потому и избегали неприятностей посерьезнее мелких травм. Во всяком случае, когда оказалось, что машина вовсе не стоит на ручном тормозе и медленно сползает на полную людей палатку, это удалось заметить вовремя. И когда внезапный вихрь швырнул огонь в середину лагеря, занялась сухая трава, все были начеку, аврал получился мгновенный, и большой беды не случилось.

Начинался сентябрь, первые утренники – заморозки под утро. Ломкие сухие стебли травы, покрытые инеем, колыхались по утрам возле палаток. Почти полтора месяца провозились с двумя маленькими курганами, и все яснее становилось – никакой другой работы сделать уже не удастся.

В тихие прохладные дни сентября на глубине метра в погребальной яме пошла кость…

Николай внезапно замолкает, смотрит на зубчатую стену леса, на летучую мышь, чертящую по сиреневому закатному небу. В тишине становится очень заметен этот кочевой, лагерный, такой до боли любимый уют: острые тени палаток на лугу, отсветы костра пляшут на тенте, девушки поют что-то, кажется, что-то задорное и не очень пристойное: «Вот ударили по жопе, отлетели два яйца».

Ясно слышу конфузливый смех девушки, с которой приехал из Красноярска и отношения с которой как раз собирался форсировать сегодня ночью. Маша очень хорошо смеется, смехом домашней девочки, которой и интересно, и неловко.

– Так что там было, Николай?

Николай очень длинно вздыхает, разливает остатки напитка.

– Понимаешь, одна кость, и стоит как-то странно. Видно, что до дна камеры не дошли, а кость – торчит, под углом. Лучевая кость, от локтя до кисти… И со стороны кисти – обрезана.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация