"Затем пришла Желтая Ведьма Чумы и забрала тела Кимру
[174]
, за ней — Красная Ведьма Рима, что увела с праведного пути их души; последней появилась Черная Ведьма Женевы, отправляющая тела и души в ад. С тех пор перестали почитать святых".
По дороге домой Амброзу все время слышался звон откуда-то из самой глубины Сиона, громко возвещающий: "Свято. Свято. Свято!" И звук этот, казалось, отражался от застывшей воды маленького ручья, что струился, кружась, мимо блестящих камней, огибая одинокие холмы.
Они совершили странное паломничество по любимой земле, уходя все дальше и дальше от родного дома. Они посетили самое сердце лесных чащоб, где таились глубокие родинки, рядом с которыми были разбросаны разрушенные камни — возможно, останки уединенного жилища. "Ffynnon Ilar Bysgootwr — родник Святого Илара-Рыбака", — объяснял Николас Мейрик. И заводил рассказ об Иларе, о котором никто не знал, откуда он родом и кем были его родители. Маленьким ребенком его нашел на камне в реке в Арморике и спас Король Алан
[175]
. И с тех пор подле камня в реке, где лежал ребенок, каждый день плавала серебристая рыба, этой рыбой и питался Илар. Вот так он и появился в окружении святых в Британии, и бродил по всей земле.
"В конце концов святой Илар пришел в этот лес, носящий ныне имя св. Гилария, ибо люди забыли про Илара. И был он утомлен своим странствием, да и день выдался жаркий; поэтому остановился Илар у родника и начат пить. И на огромном камне увидел он сияющую рыбу и остался там, и построил алтарь и церковь из ивовых сучьев, и принес жертву не только для живых и мертвых, но и для всех диких тварей лесов и рек.
Когда святой Илар звонил в свой священный колокол и начинал возносить молитвы, приходили не только принц и его слуги, но и все живые обитатели леса. Там, под ветвями деревьев, можно было увидеть зайца, что так легко убегает от людей, — падая ниц, он горько стенал о страстях Сына Девы Марии. Словно раскаявшиеся грешники, печальной песне зайца вторили горностай и горный барс; а волки и ягнята вместе поклонялись Илару; и люди видели слезы, текущие из глаз ядовитых змей, когда Илар говорил тихим голосом ’Господи, помилуй’ — змея, что со злобной скорбью пришла в этот мир, обрела знание. И когда, во время священных обрядов, потребовалось объединиться в многоголосый хор и пропеть многократное Аллилуйя, святой Илар задался вопросом, как это сделать, ибо никто в лесу не владел искусством пения. Но свершилось великое чудо, со всех веток леса, с каждого куста и с каждого дерева раздалось Аллилуйя, долго лившееся в волшебном звучании, и никогда епископ Рима не слышал в своей церкви такого сладостного пения, какое ему довелось услышать в лесу. Ибо и соловей, и дрозд, и черный дрозд, и славка-черноголовка, и все их собратья, в едином порыве возносили хвалу Богу, соединяя различные ноты и голоса в мелодию восхитительной сладости, — такова была месса Рыболова.
Но и это не все: однажды, когда святой молился у родника, он вдруг увидел, что вокруг его головы кружит пчела — она тихо жужжала, но не пыталась ужалить его. Пчелка полетела впереди Илара и привела его к старому изогнутому дереву неподалеку; тут же появился целый рой пчел, оставляющий позади себя огромные запасы воска. Это была их жертва Богу, из воска святой Илар изготовил свечи высокого качества, которые зажигали во время жертвоприношения; и с того дня чела — святая, поскольку ее воск помогает творить свет, озаряющий Священные Дары".
Вот часть той истории, что рассказал Амброзу отец: и они снова отправились в путь, чтобы увидеть Святой Родник, мальчик смотрел на развалины камней, позволяющие отлить этот источник от обыкновенных родников; а в глубине темного леса, сквозь сплетенные сучья, в летнем полдне он услышал необыкновенный звук колокола святого, увидел лесных существ, спешащих по земле, чтобы присутствовать во время жертвоприношения. Горностай бил себя по маленькой грудке за свои грехи; крупные слезы текли по доброй мордочке зайца; гадюка рыдала в пыли; а хор птиц возносил к небу песню: "Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя!"
Дважды они далеко отошли от Верна, идя на восток до тех пор, пока не достигли Великой горы, как называли ее люди. Свернув с большой дороги, они спустились на узкую извилистую тропинку, которая привела их к подножию горы, где у одинокой таверны стояли лошадь и багаж. Они с трудом начали карабкаться вверх, пересекая блестящие веселые потоки, стремительно мчавшие холодную воду от известняковой скалы; они поднимались все выше и выше по влажной земле, где среди тростника рос редкий ятрышник
[176]
, через ореховые рощицы, через поля, и чем выше они поднимались, тем более дикой становилась природа, а с высокого хребта устремлялся вниз сильный ветер. Они повернулись, и вся сверкающая земля предстала перед ними; белые лошади блестели в солнечном свете, а вдалеке виднелось желтое море с двумя островами.
Николас Мейрик указал на заросли деревьев на вершине далекого холма и объяснил сыну, что за ними лежит Верн; и они начали карабкаться еще выше до тех пор, пока не закончились поля и растительность — дальше была только пустынная горная земля. И на этой границе стоял старый фермерский дом с крепкими стенами, примыкавшими к скале, укрытый от ветра рядом сплетенных буков. Стены дома сверкали белизной, у крыльца рос кустарник, покрытый яркими желтыми цветами. Мистер Мейрик постучал в дубовую дверь, покрашенную в черный цвет и обитую тяжелыми гвоздями.
Дверь открыл старик в фермерской одежде, и Амброз заметил, что отец обращается к нему с таким почтением в голосе, будто разговаривает с какой-нибудь высокой особой.
Они сели в длинной комнате, тускло освещенной через толстое зеленоватое оконное стекло, а некоторое время спустя старый фермер поставил перед ними большой кувшин пива.
Путники утолили жажду, и Николас Мейрик спросил:
— Вы сами варите эль, мистер Крадок?
— Да, я последний. Все прочие, как дрянной пивовар, посылают лучше, чем делают cwrw dda
[177]
.
— Сейчас весь мир предпочитает хорошему напитку разную мерзость.
— Вы правы, сэр. Старые времена и древние рецепты наших отцов ушли навсегда. Неделю или две назад в часовне появились пьяные проповедники, говорившие, как мне рассказывали, что они все будут низвергнуты в ад, если не отдадут должного имбирному пиву. А я слышал, как один из них заявлял, что человек может делать свою ежедневную работу хорошо только с брюхом, раздутым от доброго пива. Вы когда-либо слышали большего лжеца, чем этот?
