Тамплиер внимательно осмотрел чердак. Тот факт, что здесь не было выхода, по-прежнему смущал его, однако не в такой мере, как раньше. Он же как-то вошел в это помещение, а значит, как-то отсюда и выберется. Де Лоре взглянул на потрет Родерика Андары и уже хотел отвернуться, но что-то заставило его присмотреться к картине повнимательнее.
Портрет был…
Де Лоре не мог подобрать подходящих слов, чтобы описать беспокойство, которое он испытывал, глядя на это полотно. Сначала ему показалось, что это вполне удачный, с точки зрения искусства, портрет, который, впрочем, не очень напоминал человека, с которого его писали. Теперь же… Он с ужасом подумал, что теперь человек на портрете так похож на Родерика Андару, что создается впечатление, будто он готов вот-вот сойти с полотна.
Сад был настоящим кошмаром. Рольф даже не стал пытаться проникнуть в дом через парадный вход, и они с Франкенштейном перелезли через забор, собираясь подойти к дому с тыльной стороны. Они шли по заросшему саду не больше пяти минут, но это время показалось Франкенштейну целой вечностью. Сад казался… живым.
Эта мысль была абсурдна и ничем не обоснована, но Виктор Франкенштейн не мог отделаться от ощущения, что за ним следят, следит кто-то невидимый, но очень внимательный, не упускающий из виду ни единого движения. Должно быть, так чувствуют себя кролики, замирающие под взглядом змеи, но кролики хотя бы могут видеть своего врага, в то время как тот, кто наблюдал за ним и Рольфом, оставался невидимкой.
К изумлению Рольфа, которое он безуспешно пытался скрыть, дверь была не заперта. Франкенштейну все больше казалось, что он находится рядом с чем-то незаметным, но тем не менее весьма опасным. В этом доме нельзя было укрыться, наоборот, доктор чувствовал себя мухой, пытавшейся выбраться из паутины, но из-за своих движений все больше запутывавшейся в ней.
В доме было очень тихо, в большом коридоре на первом этаже горел свет, однако они не услышали ни звука. Когда они прошли по лабиринту комнат, залов и лестничных пролетов.
Франкенштейн подумал, что еще никогда не встречал такой тишины в жилых домах.
— А где слуги? — спросил он.
Рольф нетерпеливым жестом приказал ему замолчать и закрыл ведущую из коридора дверь. Судя по выражению его лица, он, как и Франкенштейн, не понимал, что происходит.
— Пойдемте наверх, — предложил Рольф. — Посмо…
За их спиной послышался какой-то шорох. Запнувшись, Рольф испуганно оглянулся и отпрянул к двери, потащив за собой Франкенштейна, который даже не успел удивиться. Шорох повторился, а затем под лестницей, которую Франкенштейн до этого даже не заметил, распахнулась дверь. В коридор вышел какой-то человек. Если раньше доктор в глубине души сомневался в том, что рассказали ему Говард и Рольф, то теперь все его сомнения развеялись. И если бы сейчас Рольф заявил, что Санта-Клаус существует, то Франкенштейн поверил бы и этому, учитывая картину, представшую перед ним.
Из двери, очевидно ведущей в подвал дома, вышли еще два человека. Эти двое, чуть было не заставшие Рольфа и доктора врасплох, выглядели очень странно. На них были длинные белые накидки с равносторонними крестами красного цвета и кольчужные штаны. Глядя на их одежду, можно было бы сказать, что они сошли со страниц средневекового романа о рыцарях. Но их вид не шел ни в какое сравнение с обликом третьего человека, вернее создания, которое Франкенштейн лишь в первый момент принял за человека…
Насколько доктор мог разглядеть, это существо было сделано из железа и немного напоминало ходячий скелет; из металлического остова торчали руки, ноги и голова, а внутри вертелись какие-то колесики. Это создание двигалось как-то резко, механически, а его голова непрерывно вращалась, подергиваясь, словно голова птицы. В глазницах металлического черепа мигали две крохотные красные лампы. Онемев от страха, Франкенштейн смотрел, как двое мужчин и их загадочный спутник прошли в нескольких шагах от их укрытия и начали подниматься по лестнице на второй этаж. Вскоре стало тихо, но Франкенштейн никак не мог сбросить с себя оцепенение.
— Что это было? — пробормотал он, не отводя взгляда от лестницы.
— Одна из кукол Дебилоре, — мрачно ответил Рольф.
Его огромные лапы сжались в кулаки, как будто великан с трудом сдерживался, чтобы не броситься за этими людьми и не атаковать их.
— Просто эта марионетка еще не вполне готова.
— Так, значит, они… здесь? — Последнее слово прозвучало истерично.
— Судя по всему, да, уважаемый доктор. — Рольф ухмыльнулся. — Где появляются эти циркачи в карнавальных костюмах, там найдешь и Дебилоре, уж можете мне поверить. А теперь… — Рольф улыбнулся еще шире, хотя выглядел не очень весело, — попробую найти этого урода.
Франкенштейн не сразу его понял.
— Вы что, собираетесь туда идти? — Доктор указал на прикрытую дверь в подвал, не веря собственным ушам.
— Ну конечно, — беспечно произнес Рольф. — Если хотите, можете оставаться здесь.
С этими словами он толкнул дверь и, энергично встряхнувшись, направился в подвал.
— Здесь? — прошептал Франкенштейн. Остаться здесь? Он должен был остаться в этом доме один?!
Рольф спускался по лестнице довольно быстро, но Франкенштейн догнал его еще на полпути.
Прошло довольно много времени, прежде чем отвратительное чувство падения оставило меня, но вокруг была все та же темнота. Непроглядная тьма, которая буквально душила меня.
А затем…
Трудно описать словами ощущения, о которых еще никто не говорил. Пролетев сквозь миры безумия, я очутился в каком-то странном месте и внезапно почувствовал, что у меня есть тело. И все же это ощущение было каким-то неправильным.
Тело.
Мое тело.
И все же другое.
К тому же я был не один.
Кто-то — что-то? — было рядом со мной, вокруг меня, во мне, повсюду и нигде. Мне казалось, будто ко мне прикоснулась огромная, бесконечно нежная, но в то же время сильная рука. Эта рука была добра ко мне, несмотря на то что она была способна убивать и разрушать.
Затем я почувствовал, как что-то вторгается в мои мысли, пытаясь обнаружить в них нечто определенное. Это было странное и довольно неприятное чувство: нечто чужое прикасалось к моему сознанию. А затем во мне зародился гнев — столь резко и внезапно, что я закричал бы от страха, если бы у меня было тело. Этот гнев был так силен, что ничего подобного я в своей жизни еще не испытывал.
Однако вскоре все прошло.
И лишь ощущение собственного тела усилилось.
Вот только это было не мое тело.
В большом и темном подвале было столько пыли и хлама, что Франкенштейн удивился, не ожидая увидеть подобное в столь богатом доме. И этот подвал был наполнен такой же мрачной жизнью — Франкенштейн почувствовал то же, что и в саду, но здесь это ощущение было намного сильнее. Ему даже показалось, что он видит глаза, смотрящие на него из темноты.
