Медленно отступив под защиту стены одного из домов на противоположной стороне улицы, выждал пару минут и, удостоверившись, что все тихо, немного успокоился. Наверное, показалось. Когда нервы напряжены, может привидеться все, что угодно.
— Спокойно, — тихо произнес, уговаривая сам себя. — Ты, дружище, просто отвык бродить по темным улицам. Успокойся и двигай дальше.
Не скажу, что этот короткий сеанс самовнушения достиг нужного результата, но все же я смог оторвать спину от стены и двинуться дальше. Слишком пугливым стал в последнее время.
Это плохо.
Так и до сумасшествия недалеко.
И все равно, чувство, что нахожусь под колпаком, не оставляло ни на секунду. Временами начинало казаться, будто чьи-то холодные щупальца проникают в черепную коробку и ковыряются там, словно деловитый хирург-изверг. В такие моменты я сильно зажмуривал глаза и тряс головой, как будто этот немудреный ритуал мог избавить от наваждения.
Так и передвигался зигзагами от одной стороны улицы — к другой, тряся головой, словно больная собака; со стороны, наверное, это выглядело уморительно, но мне было не до смеха. Понимая, что творится что-то неладное, исправить или как-то повлиять на происходящее был не в силах: наваждение цепко, словно колючка репейника к одежде, прицепилось к подкорке и никак не хотело покидать моих мыслей.
Так бы и сгинул, если бы не одна нелепая случайность, стоившая пары синяков, но спасшая жизнь. Двигаясь словно зомби, не разбирая дороги, вскоре угодил в яму: земля под ногами разверзлась, доли секунды свободного падения, затем удар, приведший в чувство и пыльная темнота, дышать в которой, мягко говоря, было затруднительно.
Пыль рассеялась, как и туман в моей голове: выставив ствол автомата, дрожа от только что испытанного, непонятного чувства потери контроля, лихорадочно водил им в разные стороны, ожидая, когда неизвестный враг вздумает проверить ловушку. К счастью, никто пока не позарился на мое бренное тело, и у меня было время оценить обстановку. Оглядевшись, понял, что угодил в старый, размытый водосток, обветшавший и давно провалившийся под тяжестью давящего на него грунта. Мелкие ручейки песка все еще сыпались сверху; этот ненавязчивый шелестящий звук раздражал, словно песок сыпался не за шиворот, а в саму душу. Странное и очень неприятное чувство.
Сердце выбивало бешеный ритм, стремясь пробить грудную клетку и вырваться на свободу.
Я закрыл глаза, но стоило, глубоко вздохнув, открыть их, как нечто большое и темное обрушилось сверху, заслонив собой весь мир.
Задохнувшись от тяжелого запаха, появившегося вместе с упавшей тенью, я заорал с такой силой, что неожиданный гость замешкался на доли секунды, и я сумел вырвать из-под тяжелой туши правую руку.
Вонь душила и слепила меня.
Напавший зажал меня вежду своих колен и плотно прижал к земле, это больше мешало ему самому, нежели помогало. Клацающие зубы искали мое горло. Я пытался свободной рукой наносить удары, но это было малодейственным, как и нервные взбрыкивания ногами, я юлил ими по земле в надежде лягнуть в наиболее чувствительное место. Все впустую. Я хотел вцепиться в лицо мерзкому упырю (то, что напавший на меня не был человеком, я уже сообразил), но пальцы скользили по осклизлому лысому черепу, не находя за что уцепиться. И тут он ухватил меня за кисть и без труда прижал руку к земле.
Я приготовился к концу, но почувствовал тыльной стороной ладони кожаные ножны. Собрав силу и волю в кулак (скорее волю) я сам кинулся на монстра, вонзил зубы в его плечо. От неожиданности он отпустил мою руку, я вырвал нож и вонзил его на половину лезвия в бок монстра. Он отстранился, и тут же бросился опять, мало обращая внимания на полученный удар, насадившись на клинок до упора.
Плоть прохрустела, с кровоспуска потекло мне на грудь.
Оставив нож в ране, я успел выхватить из разгрузки пистолет и выставить его перед собой. Монстр плотно улегся грудью на дуло пистолета, едва не свернув мне кисть руки. Сдвинув курок в сторону и вернув его в прежнее положение, привел оружие в боевую готовность. Зубы вцепились в мою ключицу, я взвыл от боли и не услышал выстрела.
Раздавшийся дикий рев сразу стих.
Я не понял, кто взревел — я или нападавший. Ключица болела. Монстр затих, он лежал, уткнувшись в меня носом и, казалось, просто уснул, прикорнув на моем плече.
Я замер, ожидая сопротивления, но нечто, придавившее своим немалым весом, лежало без движения. И отчаянно смердело. Я боялся, что меня стошнит от этого сладковатого, всепроникающего запаха разложения.
С трудом скинув тушу с себя, сдерживая рвотные позывы, вытащил из кармана фонарик-жучок, заработал кистью, производя динамо-машиной слабое электричество.
Увиденное в тусклом свете слабой лампочки не особо вдохновило: полуразложившийся труп, мутировавшего до неузнаваемости то ли человека, то ли примата, с разорванной выстрелом грудной клеткой, смотрел на меня налитыми кровью «шарами». Назвать их глазами язык бы не повернулся. При виде мерзкой падали, все же не сдержался, и желудок вывернуло наизнанку. Всякое в жизни повидал, но такое — в первый раз.
Когда стало немного легче, еще раз, зажимая нос, осмотрел труп. Не хотелось верить, что передо мной наличествовали останки человеческого тела, но полуистлевшие остатки одежды, лохмотьями свисавшие с тела, говорили об обратном. Смущали только его размеры: по сравнению с ним я был мелким дохляком, дышащим ему под мышку. Впрочем, это можно было списать на действие радиации.
Заляпанный потрохами я выбрался из ямы и обнаружил, что солнце вот-вот покажется из-за горизонта. Край неба посветлел. Наступал новый день, и стоило подыскать убежище, где можно было спокойно провести время, отдохнуть и дожидаться наступления сумерек. Ночь пролетела незаметно, а без детектора радиации (единственное, чего я при всем своем упорстве не смог найти в арсенале бомбоубежища) продолжать путь я не рискнул.
Подходящий подвал нашел без проблем в одном из ближайших домов.
Убежище было достаточно глубоким и прохладным, с единственным входом, контролировать который не составляло особого труда, и, самое главное, с сохранившейся дверью, которую можно было закрыть и подпереть изнутри. Спокойный сон был гарантирован.
Проделав все необходимые приготовления, я выбрал место для сна, почистил одежду и, перекусив тушенкой и запив водой из пакета, устроился на отдых.
После пережитых событий засыпалось с трудом, от резкого выброса адреналина до сих пор потряхивало. В голове, словно навязчивая мелодия, крутилась мысль о странностях, творящихся в центре города: на окраинах ничего подобного не происходило, да и о суперкомпьютерах (да еще таких рассудительных), охраняющих здания, никто никогда слыхом не слыхивал, хотя вылазки вглубь предпринимались неоднократно. И мой новый «вонючий друг» (так назвал для себя напавшую тварь), никогда не встречался егерским патрулям, исходившим почти весь город. Загадка за загадкой. Все это складывалось в нечто непонятное, вернее, ни во что конкретное не складывалось.
