Нет, конечно. Монах то и дело покачивал головой, глубоко вздыхал, закусывал губу, с хрустом почесывал поросший всклокоченной бородой подбородок. Словом, вел себя так, как и полагается вести себя любому нормальному человеку, доведись ему услышать то, что я излагал. Все верно, тут не к чему придраться. Однако его глаза остановились задолго до того, как я закончил говорить, и складывалось впечатление, что концовку он вообще проспал. Маховик его мысли уже тогда бешено вращал шестеренки в черепе. И, видимо, он соображал, что со мной делать. Ордер на мой арест по-прежнему лежал у него в нагрудном кармане. Когда я протянул ему изрядно засаленную бумажку, он аккуратно свернул ее и бережно убрал, чем признаюсь, сильно подорвал мое доверие к себе.
А с другой стороны, почему он должен безоговорочно мне верить и уж тем более рисковать своей шкурой. Ради сомнительной перспективы найти мифический город? Сильно сомневаюсь.
Только все же Монах был для меня больше чем просто наставник, учитель и старший товарищ. Я испытывал к нему нечто вроде сыновней привязанности и думал, он питает ко мне схожее родственное чувство. В свое время у меня была возможность убедиться в этом.
Черт с ним.
Отец не выдаст, свинья не съест!
Так или иначе, не думаю, что Монах продаст. Если бы он имел такую цель, то взял бы меня тепленьким, я бы даже и пискнуть не успел, а уж после делал со мной, что ему вздумается.
Но все же, почему он так спокоен? Почему ни разу не перебил меня по ходу рассказа и не задал ни одного вопроса?
И вот еще что! Как он меня нашел?
Во всем, что хоть как-то было связано с этим человеком, я не верил ни в какие случайности или совпадения. Во всех его внешних проявлениях и внутренних жестах всегда был мотив. Всегда! Я не помню случая, чтобы Монах действовал наобум. Это старый прожженный лис.
Я ходил от стены к стене мимо раскуроченных почтовых ящиков и готов был предположить самое страшное: что Монах заодно с наемниками и руководством ГГО, не зря же он оставил ордер при себе, не так ведь просто…
— Перестань мельтешить! — прикрикнул Монах, оборвав мою мысль. — Голова уже кру́гом. Сядь.
Я послушно занял место на ступеньке рядом с ним. Посмотрел на него и понял, насколько глупо было подозревать.
— Покажи ее, — попросил он.
— Что показать? — Я сперва не понял, о чем идет речь, но очень быстро сообразил: — Карту?
— Карту, карту. Доставай давай или не доверяешь?
Я молча залез в рюкзак, нашел карту и протянул ее Монаху.
— Это правильно, что не доверяешь, — продолжил он, принимая у меня карту и внимательно ее рассматривая. — Ты, парень, в таком положении, что должен во всех сомневаться.
— И в тебе? — не удержавшись, задал вопрос.
— А чем я лучше других? И во мне тоже. И самое главное в себе, Лёша.
— Что?
— Ты содержание письмеца того хорошо помнишь? — спросил он, не отрываясь от карты.
— Почти наизусть. «Уважаемый Анатолий Иванович! Я полностью разделяю вашу обеспокоенность по поводу интересующего нас объекта…» — начал я во второй раз пересказывать письмо.
— Да не части́! Ты хоть понял, о чем и, главное, о ком идет речь?
— Послушай, Монах, у меня и без того голова битком набита всякой дрянью! И если еще ты будешь меня путать, то у меня мозги спекутся! Если знаешь что-то, говори прямо!
Монах сложил карту и, не глядя, протянул ее мне.
— Монах! Что за дела! Мне до изжоги надоело бегать из одного конца города в другой, не зная, что и зачем я ищу! Давай сядем и как следует все обсудим, а если нет, то давай попрощаемся! Я серьезно, Монах!
Он вздохнул, поднялся, положил руку мне на плечо, долго разглядывал меня и, отведя после этого глаза, вполне серьезно сказал:
— Ты прав. Поговорить нужно. И разговор будет обстоятельным, поэтому давай подыщем более подходящее для этого место.
Он спустился по лестнице, после короткого раздумья я последовал за ним. Все же я зря усомнился в нем, опасаться не стоило, хотя он многого недоговаривал. Теперь, это было уже не просто догадкой, а полной убежденностью.
И все же мне стало немного стыдно от своих неосторожных мыслей. Но как сказал сам Монах, я не могу доверять никому, и себе в том числе.
Некоторое время мы пробирались какими-то тайными тропами, а затем, миновав опасный участок, где была вероятность встретиться с наемниками, вышли на достаточно широкую улицу. Идти стало легче. Теперь я мог поравняться с Монахом, а не дышать ему в спину, спотыкаясь на неровностях.
— Куда мы идем? — этот вопрос всю дорогу не оставлял меня в покое.
— Тут близко. Немного осталось, — коротко бросил тот и ускорил шаг. Ответ Монаха ничего мне не открыл, по его меркам «это» близко вполне могло оказаться в нескольких километрах. Я набрался терпения и, следя за дыханием, старался не сбиться с темпа и не отстать от своего ведущего.
Несмотря на возраст, в его движениях чувствовалась легкость и скрытая сила. За ним нелегко было угнаться, даже несмотря на отличную подготовку. Он был лучшим из нас — непревзойденный следопыт, знаток своего дела, аккуратист и педант (в хорошем смысле этого слова). Можно было не бояться, что наемники возьмут наш след.
Меня мучило другое. А именно: что у него в голове? Что он смог понять из моего рассказа, как все это осмыслил для себя, что успел придумать. И наконец, главное: о чем будет наш, как он обещал, обстоятельный разговор.
Боковым зрением я уловил какое-то движение, тут же повернулся в сторону предполагаемой угрозы и легким движением руки выкинул висящий на плече дулом вниз автомат перед собой, спустил предохранитель и, припав на колено, стал высматривать цель.
— Мы здесь не одни, — вполголоса сказал я.
Монах поспешил прижать ствол моего автомата к земле.
— Свои, — сказал он.
Вот, значит, как!
Монах вышел в сопровождении, и, как знать, не мой ли это конвой?!
Хрен с ним!
Очень скоро все прояснится.
Я так устал придумывать себе новые проблемы, что даже был бы, наверное, рад лишиться некоторых своих иллюзий, лишь бы мыслей в голове было поменьше. Но если что, так просто я не дамся — повеселюсь напоследок, устрою шумную заварушку.
Не задавая лишних вопросов, поднялся и поспешил за Монахом.
Как я и подозревал, пройти пришлось немало, прежде чем мы оказались на месте. Добравшись до конца улицы, снова свернули в какой-то узкий переулок, затем зашли в один из подъездов длинного выстроенного полукольцом девятиэтажного дома. Монах открыл хорошо смазанную металлическую дверь — она подалась без звука, и мы по шаткой сваренной из арматуры лестнице спустились в подвал.
