Ухнуло над головой, где-то внизу раздался рокот, трос наматывался на барабан лебедки, противовес ушел вниз, кабинка лифта поднималась с запредельной полукилометровой глубины.
Прошло чуть больше минуты, и створки сложились наподобие ширмы. Открылось огромное ярко освещенное пространство, способное запросто принять человек двадцать, а то и больше. С опаской озираясь, вошли внутрь. Как только последний из нас пересек линию металлического порожка, створки, выходя одна из другой, встали на место, и кабинка устремилась вниз. Я успел только заметить, что ни на одной из стен не было и намека на панель управления.
Лифт проваливался в бездну. Потроха, казалось, повисли в брюшине, а содержимое желудка стало карабкаться вверх по пищеводу. Локти сами по себе оттопырились. Уши заложило, а перед глазами засновали туда-сюда маленькие пестрые насекомые. Мне захотелось чихнуть. Я прищурился и заерзал верхней губой, пытаясь подвести ее к ноздрям, но все равно чихнул.
За пять секунд до остановки почувствовал, как время замедляется, а я сам резко набираю в весе. Как на тренировке, втянул через рот полные легкие воздуха, шумно сглотнул и задержал дыхание. Зашипел гидравлический буфер, принимая на свои опоры многотонную ношу, кабинка лифта присела раз, словно в реверансе, и замерла. Я досчитал до трех, и створки двери сложились. Сергей и Ким отстранили меня и поспешно покинули лифт, я на минуту задержался.
Медленно и глубоко отдышавшись, я быстро-быстро заработал диафрагмой и только после этого сделал шаг наружу. Услышал, как захлопнулась дверь лифта и как кабинка резко взлетела вверх. Все. Путь на поверхность отрезан. Подняться мы уже не сможем. На каменной облицовке, обрамляющей двери лифта, так же как и в самой кабинке, не имелось и намека на панель управления. Приехали. Я осмотрелся.
Мы оказались в просторном зале, походившем на станцию метро, впрочем, сравнение не было условным. Бетонная площадка заканчивалась однорядной узкоколейной рельсовой дорогой, теряющейся в прорубленном в противоположной стене тоннеле. На рельсах стояла четырехместная дрезина с бензиновым двигателем.
Сергей, тяжело борясь со спазмом, спросил:
— Что теперь?
Я ответил не задумываясь:
— Оставляем оружие, а дальше с ветерком.
— Как оставляем? — удивился Сергей.
— Молча, без возражений. Здесь нечего бояться, так что оставляйте все, что есть, к тому же с этим барахлом нас не пропустят. Так что, братцы-кролики, разоружайтесь. Миру мир как говорится.
— А ты? — вскипел Ким.
— И я тоже.
Демонстративно бросил автомат, скинул разгрузку и снял с ремня нож. Равнодушно обвел взглядом застывших в нерешительности спутников и сваленное кучей на полу оружие. Развернулся и не спеша пошел от лифта в сторону дожидающейся нас дрезины. Сначала ничего не происходило, Ким и Сергей не спешили расстаться со своими смертоносными игрушками. Я оглянулся и подстегнул их решимость одним коротким предупреждением:
— Ждать не буду.
Дело сразу пошло веселее. Ким со вздохом бросил автомат на бетон, Сергей потянул руки под мышки, за пистолетами. Не желая стоять у них над душой, пошел себе дальше. У самой дрезины задержался, свернул из остатков махорки сигарету, закурил, занял место сзади и вопреки своим словам стал спокойно дожидаться своих соучастников.
Они подошли с недовольными минами на лицах. Я сделал несколько быстрых неглубоких затяжек и протянул Киму окурок, передвинулся на соседнее место и, похлопав по освободившемуся сиденью рукой, пригласил его сесть рядом:
— Прошу. Серега, ты чего встал, заводи, будешь рулить. Теперь все время прямо, с дороги не собьешься.
— Вижу, ты в хорошем настроении, — сказал тот, усевшись на место, пытаясь разобраться с зажиганием.
— А вы чего скисли? Ну ладно, Ким — кореец, а ты-то, Серега, вроде нормальный человек, без закидонов. Домой ведь едем! Чего спрашивается, грустить-то?
— Ты думаешь, я тебя без ножа не уделаю? — беззлобно спросил Ким.
— Я думаю, ты не будешь проверять, незачем.
— Это верно, но ты бы придержал все-таки язык.
— И не подумаю. — Во мне поднималось неподходящее ситуации мальчишеское озорство, хотелось сорить словами, и вообще меня потряхивало, будто в ожидании чего-то важного, от чего, возможно, зависело благополучное возвращение. Но я не мог понять причину своего возбуждения и от этого вел себя будто пьяный.
— Как хочешь, — согласился Ким. — Долго нам трястись по железке?
— Часа два с половиной, три при попутном ветре.
— Чего? — переспросил Ким. — Ну-ка посмотри на меня.
Я послушно взглянул ему в глаза.
— Вытяни руки.
Выполнил и эту просьбу. Кончики пальцев едва заметно подрагивали.
— Э-э-э, дружок, да ты я вижу, сам перетрухал будь здоров. Глотни-ка.
Он достал фляжку, встряхнул ее, прислушался, внутри булькнуло, улыбнулся и протянул мне, при этом сказав:
— Все не вылакай, нам на дорожку тоже не помешает.
Я сделал глоток самогона и вернул емкость. Ким предложил Сергею, тот отмахнулся:
— А, ты же за рулем, ну да, мне больше достанется. — Он высоко запрокинул голову и выпил все до глотка. С сожалением повертев фляжку, Ким закрыл ее и выбросил на платформу.
— Эй, водила, скоро ты там? — спросил он.
Ответом ему послужило тарахтение двухтактного двигателя.
Сергей обернулся, подмигнул нам и радостно сообщил:
— Свечу засрало. Теперь все в норме. Команде пристегнуться.
— Поехали, — сказал я.
Сергей выжал рукоятку. Дрезина стронулась с места и, медленно набирая скорость, пошла навстречу тоннелю.
Лампы помещались на потолке тоннеля примерно через каждые пятьсот метров. Мы неслись к тусклому огоньку, пролетали освещенный участок, ныряли в темноту и снова устремлялись к манящему свету. В момент, когда мы проезжали под лампой, можно было рассмотреть грубо обтесанные стены и потолок, по которому тянулась толстая жила силового кабеля.
Обдувало теплом.
Минут через двадцать с начала поездки размеренный перестук колес словно раскачал в моей голове тяжелый маятник. Меня потянуло в сон, и в то же время сознание было не замутнено ни одной посторонней мыслью. Но о чем именно я думал, сказать не могу. Наверное, о чем-то думал, раз определил для себя, что посторонних мыслей нет. Это походило на своеобразный транс. Несущиеся навстречу ярко вспыхивающие и тут же гаснущие огни напоминали растянутый в пространстве стробоскоп, чьи вспышки еще глубже погружали в пропасть подсознания.
Отдельными картинами, растянувшимися на целую вечность пронеслись пять лет в шкуре егеря. Обучение на закрытой базе. Наставления Монаха. Первые одиночные вылазки. Перестрелка с отшельником. Подставной паренек Сеня. Полное непонимание происходящего. Здание «комитета». Постепенное восстановление памяти. И неумелые, в рамках легенды, попытки отделить одну ложь от другой. Встреча с Кимом и Сергеем. Наконец, выход из тупика и слепое следование программе.
