– Проклятие! – выкрикнул он тоненьким голосом.
Я позволил себе сыронизировать:
– Чье-то проклятие помешало тебе лететь дальше, достопочтенный?
Пилот аж задохнулся от ярости.
– Да как ты смеешь, шаках!
– Прости, достопочтенный асур, – смиренно проговорил я. – Могу ли я тебе помочь? Поверь, я кое-что смыслю в этих машинах.
Пилот воздел очки на лоб. Глаза у него оказались пронзительно-голубого цвета, особенно по контрасту с лицом, покрытым толстым слоем сажи и пыли.
– Ты, стражник, разбираешься в огненных сосудах виманы? – недоверчиво переспросил он. – Если ты служка из мастерских, зачем тогда здесь?
Огненные сосуды виманы? Ну и терминология! Под стать этому бредовому миру…
– Меня зовут Лазар, – сказал я. – И я не служка из мастерских…
Договорить я не успел. Подъехал Самех. Спешиться он не соизволил.
– Ты вестник? – без обиняков спросил он у пилота.
– Да, салар, – буркнул асур. – Везу распоряжения Большого Дивана коменданту Пещерного Острова, достопочтенному Мизраху.
– Полагаю, наш караван-баши, – перебил его Самех, – будет счастлив доставить тебя и твои послания, вестник. Все дороги на Целлионе ведут к Пещерному Острову.
– Благодарю, салар! – отозвался пилот. – В одном фарсахе отсюда я видела птиценогих.
Видела! А где были мои глаза?
Маленькая фигурка в кожаных штанах и запыленной белой рубахе с просторными рукавами. Красивые глаза. Детский голос… Женщина-пилот! А я думал, что в здешнем кастовом обществе такое немыслимо.
Салар Самех, впрочем, нисколько не удивился. Он только спросил:
– Много, достопочтенная?
– Клювов триста, не меньше.
– Глаз зрит, надо убираться, – резюмировал начальник стражи. – Прости, достопочтенная, но виману придется бросить.
– Понимаю, салар, – откликнулась летчица.
– Лазар, – обратился Самех ко мне. – Поручаю тебе заботу о вестнике Большого Дивана. Отвечаешь головой!
Я только молча поклонился, не зная, радоваться или огорчаться такому поручению. Самех невзлюбил меня с самого начала – это ясно. Посему легко выполнимого задания от него не жди. Да и не надо большого ума, чтобы догадаться, в чем подвох: единственная женщина на полсотни мужиков, которые постятся с тех пор, как покинули Джавдат.
Интересно, а защита ее чести тоже входит в мои обязанности?
Самех ускакал. Летчица, не обращая на меня внимания, полезла в кабину поверженного летуна. Поставила ножку на стойку шасси, перегнулась через борт. Кожа штанов обтянула ягодицы.
М-да, мне есть о чем беспокоиться…
Она копалась недолго и вскоре опять предстала передо мной. На этот раз – с сумкой через плечо и таким же магазинником, как и у меня, на поясе. У меня несколько отлегло от сердца. Похоже, моя подопечная и сама себя защитит, если понадобится.
Я подвел к ней своего бактра. Спросил:
– Как тебя зовут, достопочтенная?
– Нилам, – отозвалась она, – но я не люблю это имя. Зови меня просто Нила.
– Поспешим, Нила.
Я хотел помочь ей взобраться на бактра, но она оттолкнула мои руки и взлетела на горбатую спину животного. Посмотрела сверху вниз, рассмеялась, видя мою растерянность.
– Пешком пойдешь? До оазиса далеко, а диатримы птиценогих стремительны, как самум.
– Подвинься, – буркнул я, грузно карабкаясь в седло.
Седло было широким, но недостаточно, чтобы два седока могли не соприкасаться друг с другом, и мои чресла вплотную прижались к маленькому, но аппетитному заду «вестника Большого Дивана». Я машинально поерзал, устраиваясь поудобнее.
– Только без вольностей, шаках, – предостерегла Нила. – Забудешься, станешь евнухом. Понял?
– Понял, – отозвался я, давая шенкеля бактру.
Похоже, известие о приближении птиценогих встревожило мое начальство не на шутку. Погонщики тонко вскрикивали, молотя навьюченных животных палками. Стражники то и дело нарушали строй, выезжая на вершины барханов, чтобы оглядеться. О режиме тишины больше не было речи. Это означало только одно – смерть шла по пятам, не таясь.
Глаз поднимался все выше. Тени съеживались, приближаясь к полуденной черте. От ночной прохлады давно не осталось и следа. Мой бактр, угнетенный двойной ношей, тащился в арьергарде. Обливаясь потом, я поминутно прикладывался к бурдюку с айраном. Я предлагал и Ниле, но та неизменно отказывалась, демонстрируя гордый нрав асура.
Одно радовало: по всем признакам оазис был уже близок. Барханы измельчали, из величественных песчаных волн превратились в пологую зыбь. Все чаще под копытами бактров похрустывал твердый такыр. Пятна соли блистали, словно лужи расплавленного серебра. В струях горячего воздуха закачались миражи. Караван втянулся в русло высохшей реки. Бактры почуяли оазис и уже не нуждались в понуканиях.
Успеть бы! Оазисы хорошо охранялись. Караванщики щедро оплачивали услуги кшатров, и те стерегли колодцы в небольших пальмовых рощицах. Немного удачи, и нас ждет вода, обед и дневной сон под защитой профессиональных вояк… Но, похоже, с удачей дело обстояло из рук вон плохо. Далекий рокот катился нам вслед. Он складывался из дробного топота сотен ног и птичьего клекота. Уже по одному этому клекоту можно было представить размеры птичек. Диатримы… Наверняка крупнее страуса.
Вдруг оказалась, что Нила сидит уже ко мне лицом – когда только успела повернуться? – в голубых глазах насмешка и холодная решимость. Я удивился, но промолчал. Тем более что Нила вытащила из кобуры свой магазинник, а потом и мой. В это время позади раздался пронзительный, вынимающий душу визг.
– Гони! – крикнула летчица.
Я вонзил шпоры в бока несчастного бактра. А Нила вскочила, утвердилась маленькими ступнями в мягких сапожках на моих коленях и без всяких предисловий принялась палить из обоих стволов. Стреляные гильзы горохом посыпались мне на макушку, по счастью, прикрытую тюрбаном. Не оставалось ничего другого, как придерживать нежданного «бортстрелка» за осиную талию.
Визг за моей спиной оборвался. Но ненадолго. Птиценогие нагоняли караван и визжали так, что заглушали топот и клекот ездовых птиц. Даже задубелое сердце Шакаджи дрогнуло. Даже в душу орбитер-майора Лазара закрался пусть не страх еще, но уже страшок. Очень хотелось оглянуться, но ведь – ни малейшей возможности! Передо мной покачивался плоский живот Нилы, перехваченный широким поясом; только успевай поглядывать на дорогу – на бактра никакой надежды не было. Горбатый жираф отчаянно трусил и в любое мгновение мог сорваться в безумный галоп.
Гвалт стоял такой, что стрелы, мелькающие то справа, то слева, проносились совершенно бесшумно. Меня пока ни одна не задела. Скорее всего – исключительно благодаря Ниле. Я старался не думать, что произойдет, когда у нее закончатся патроны. Скорее всего, не успеет перезарядить, как меня утыкают, будто подушку для иголок. Хотя стрелы меня не очень-то пугали – стеганый доспех из толстого войлока защищал хорошо. Только бы снова не потерять равновесие и не свалиться. Глаз зрит, ни Урии, ни Лазару не хотелось окончить свои дни под ножищами целлионских «страусов». Кстати, вот они, красавцы. И оглядываться не нужно.
