– Во-первых, Майкл, ты еще не знаешь, как тебе возвращаться. Может, обратного пути никакого и нет. Во-вторых, Лазаревский – фамилия известная, и то, что это один и тот же человек, весьма сомнительно. От тела погибшего мало что осталось. Когда психолог перед смертью обернулся, ты его хорошо рассмотрел?
– Фигура похожа. Лицо… Не уверен. Но он ведь здесь гораздо моложе был.
– Даже если и так, то, в-третьих, куда это ты собрался бежать от такой шикарной девушки, как я?
– Нет-нет, дорогая, я имел в виду, вместе с тобой бежать!
– Тогда вместе выход и поищем. А сейчас пошли, надо начинать расследование.
– Стой, еще один вопрос. Тогда в вертолете мы не договорили про Доктрину.
– Про мифы о ней. Я не читала оригинал.
– Не могу поверить, чтобы Брюсов не дал тебе ее изучить.
– Поверь, не дал. Он вообще не сильно-то со мной рассусоливал. Все, что я могу тебе рассказать о Доктрине, – лишь несколько общих и довольно дурацких фраз. Написал ее тот самый учитель Кантимирова – Глеб Иванович Бокий. Который еще лагеря ГУЛАГа создал. На самом деле их предназначение… Нет, не в этом дело, сейчас ты все снова как рассказ про очереди воспримешь. Короче говоря, его исследования показали, что истинная картина окружающего нас мира диаметрально противоположна существующим, традиционным представлениям о нем. Земля не круглая, а плоская, никакого космоса нет, а есть небесная твердь и далее в том же духе. Бокий в 1940 году предлагал снарядить экспедицию и начать бурение этой тверди. Но проблема заключалась в том, что людей, которые могли выйти за пределы представлений, навязанных им обществом, почти не было. Все граждане свято верили в то, что им рассказали в школе, поведали родители, в то, о чем они прочитали в книжках. А твердь оказалась защищена каким-то силовым полем – обычный человек не то что подойти к ней, увидеть бы ее не смог. Поэтому Бокий начал отбор Воинов, как он их называл, людей новой формации, способных отвлечься от навязанного внешнего представления. Он успел создать одну группу, и отчет о ее путешествии описан в Доктрине. Это все, что я знаю.
– Расскажи еще про лагеря. Тема такая, что смеяться по-любому не над чем.
– ГУЛАГ изначально и был создан Боким как инкубатор для Воинов. День ото дня под руководством Глеба Ивановича брали лучших сыновей партии и проводили их через все круги ада. Тот, кто сумел перенести испытания, и мог считаться Воином. Именно так Бокий и отобрал свою команду из нескольких десятков человек, пожертвовав миллионами погибших. И, говорят, будто сейчас где-то у тверди трудится настоящий лагерь этих самых Воинов и их потомков – исследует внешний мир… Отец Народов со слезами на глазах санкционировал такие жертвы – жертвы во имя науки. Пойдем.
9
Внимание! Внимание! На станции объявлено чрезвычайное положение! Всему персоналу немедленно занять свои жилые комнаты и не выходить до особых указаний! К нарушителям будут применены меры уголовного преследования!
Вероника поставила текст объявления в режим непрерывной прокрутки по громкой связи – временами от этого начинало казаться, что вот-вот разразится ядерная война. Через четверть часа, обойдя коридоры станции и удостоверившись в том, что все работники действительно заняли свои места, мы активировали систему магнитных замков и заперли двери комнат. Эбонитовый столбик универсального ключа коллега Сталь передала мне:
– Ситуация так себе, но ничего, прорвемся, – грустно улыбнулась она. – Говорить с подозреваемыми – а подозреваемые тут абсолютно все – буду я. От тебя требуется лишь грозно смотреть на них, да и то временами. Справишься?
– Сдюжу. Откуда начнем допросы?
– По порядковым номерам комнат, конечно.
Через минуту мы открыли дверь с номером «1» – но то, что за ней оказалось, никому не понравилось.
Кровати, тумбочки и тому подобной типовой мебели в этом помещении не было. Ровную поверхность пола покрывали многочисленные оленьи шкуры – вот и вся обстановка, если не считать огромного бубна, прислоненного к одной из стен. Посреди пола, сложив ноги по-турецки, сидел маленький человек. Его по-восточному желтое лицо испещряли многочисленные морщины, но щелочки черных глаз, казалось, горели адским огнем. Пепельные волосы, заплетенные в длинную косицу, доставали почти до пояса. Мужчина был одет в яркий разноцветный халат, украшенный сложным орнаментом, и обут в аккуратные коричневые сапожки. А на его груди красовалось огромное ожерелье из зубов то ли волка, то ли медведя – по крайней мере, каждый клык имел длину не менее пяти сантиметров и был отполирован до блеска.
– Здравствуйте, уважаемые, – человек, казалось, ничуть не удивился нашему появлению.
– Вероника Сталь и Майкл Холмогоров, – начала моя спутница. – На станции убит сотрудник, и мы…
– …Ведете расследование. Конечно, конечно. Странно, что нас раньше не представили друг другу. Я Аюлга Чаров, местный шаман.
От него веяло каким-то абсолютным спокойствием, так что напряжение с меня чуть спало, но сама ситуация в голове укладываться никак не хотела. Шаман на научной станции? Кого мы найдем в следующей комнате? Вампира или неандертальца?
– У вас, конечно, много вопросов? Чтобы сократить время нашей беседы, позвольте мне начать ее с монолога. Поверьте, в нем будут все ответы. Только подождите пару минут.
С этими словами Аюлга достал из кармана халата маленький стальной предмет. Длиной сантиметров десять, он представлял собой две узкие параллельные полоски металла, изогнутые с одной стороны в полукруг. Туда был впаян более тонкий язычок с залихватским загибом на конце – он проходил как раз между двумя параллельными «рельсами» корпуса. Шаман взял этот странный инструмент левой рукой и, чуть разжав губы, приложил его к зубам, оставив между ними небольшую щель. Правой рукой он аккуратно поддел язычок и отпустил его. Раздался довольно громкий вибрирующий звук – что-то типа растянутой во времени ноты «фа». Как только звучание затихло, Чаров снова дернул свой музыкальный инструмент, и снова мы услышали эту мелодию. Она воспринималась скорее даже не ушами, а телом, кожей.
– Это варган, или хомус, музыкальный шаманский инструмент. Зубной бубен, как его еще называют. С его помощью обычно вызывают дождь, ну или… – шепнула мне Вероника.
Музыка текла, переливаясь в пространстве и сплетаясь в какие-то цветные ощущения. Описать это сложно, временами мне казалось, что не шаман играет на варгане, а варган использует шамана как инструмент. Тут Аюлга осторожно вытер вещицу полой своего халата и спрятал, а затем, дойдя до угла комнаты, взял в руки бубен. Овальный, серый, он имел, наверное, не меньше метра в поперечнике, а по окружности шли ряды огромных шишек, на которые была натянута оленья кожа. Выудив из другого кармана маленькую деревянную колотушку, обтянутую черным мехом, маг легонько стукнул ею по центру бубна. Раздавшийся звук оказался до того неожиданным и оглушительным, что мы присели. Это был глухой и очень низкий удар, который шел точно в грудь и расползался волной мурашек по всему телу. То ли усиленный комнатой, то ли сам по себе, удар имел невероятную мощь – казалось, будь в помещении окна, их стекла превратились бы в пыль. Размеренно, не торопясь, Аюлга нанес всего три удара у бубен, но, когда шаман отложил его, я понял, что почти оглох – в ушах невероятно звенело.
