Говард поспешно кивнул.
— Немного, — сказал он. — Это… что-то вроде моего хобби.
— Тогда эти книги вам будут весьма интересны, — сказал Болдуин, закрывая за собой дверь. — Насколько я знаю, в этих книгах говорится о колдовстве и прочих подобных глупостях.
— Насколько вам это известно? — спросил Говард.
Болдуин несколько раз медленно, как бы в раздумье, кивнул и подошел ближе. Его взгляд остановился на сигаре Говарда, между его бровей появилась сердитая складка.
— Весь этот хлам собрал один из моих предков, — ответил он. — Меня все это, знаете ли, совсем не интересует. Точно так же, как и то, что рассказывают об этом доме.
Мне показалось, что при этих словах Говард слегка побледнел. Впрочем, возможно, это мне только показалось.
— Что вы имеете в виду, когда говорите: — «Рассказывают об этом доме?»
Болдуин улыбнулся, но его улыбка скорее была похожа на гримасу.
— Вы нездешние, поэтому не понимаете, о чем я говорю, мистер Филлипс, — сказал он. — Вы сейчас находитесь в заколдованном доме.
Увидев испуг на моем лице и лице Рольфа, он поспешно добавил:
— Успокойтесь, здесь нет никаких привидений или чего-нибудь подобного. Просто один из моих предков пользовался сомнительной славой: его считали колдуном. За это его, беднягу, живьем сожгли на костре, — он холодно улыбнулся. — Он, кстати, и собрал эту библиотеку. А меня все эти фолианты лишь раздражают. Я даже всерьез намеревался их выбросить, чтобы можно было сделать из этого помещения гостиную.
— Выбросить? — ахнул Говард.
Болдуин кивнул:
— Почему бы нет?
— Но они стоят… целое состояние. Они стоят больше, чем весь этот дом.
— Сомневаюсь, — пробормотал Болдуин.
Говард вдруг стал очень взволнованным.
— Если вы хотите их продать, мистер Болдуин, — начал он, — то…
— Чего-чего, а этого я как раз и не хочу, — перебил его Болдуин. — И был бы вам весьма признателен, если бы вы стряхивали пепел в пепельницу, а не на ковер.
Говард с виноватым видом вздрогнул, подошел к камину и бросил в него остаток сигары.
— Извините, — пробормотал он.
Болдуин махнул рукой:
— Ничего страшного. Боюсь, что на приготовление пищи потребуется еще некоторое время. Кэрредайн поспешает не торопясь. Чтобы не тратить зря время, я покажу вам ваши комнаты, если вы не против.
Говард кивнул, хотя его взгляд выражал полное несогласие с предложением Болдуина. Когда Говард смотрел на книжные полки, в его глазах появлялось какое-то странное выражение. Оно, пожалуй, было похоже на выражение лица человека, который, изнывая от жажды, целую неделю полз по пустыне и вдруг увидел, что единственный в округе колодец закапывают. Однако он, видимо, осознал, что Болдуин не имеет ни малейшего желания говорить ни о своих книгах, ни, тем более, об их продаже. С явной неохотой Говард последовал за Болдуином, уже снова открывшим дверь. После короткого колебания за ними пошли и мы с Рольфом.
Мы пересекли прихожую и начали подниматься по лестнице, ведущей на галерею. Я вдруг заметил, что стало очень тихо. Толстый ковер на ступеньках полностью заглушал наши шаги, но и без этого не раздавалось ни единого звука. Ни единого! Такой тишины обычно не бывает. Даже когда дом пуст, в нем все равно раздаются какие-то звуки: постукивание ставней, завывание ветра, беснующегося за стенами дома, поскрипывание балок, стонущих под тяжестью прошедших десятилетий. Дом всегда похож на огромное живое существо, у которого есть свой собственный пульс, свои собственные шумы — звуки жизни. Но в этом доме не было слышно ничего подобного. В нем царила тишина, абсолютная тишина. Этот дом был мертв.
Я отогнал мрачные мысли и ускорил шаг, стараясь не отстать от Говарда и Болдуина.
Хозяин дома остановился на верхней ступеньке и, нахмурившись, нетерпеливо поджидал, пока я догоню их.
— Ваши комнаты находятся там, — Болдуин указал коротким жестом руки налево, в конец галереи. — Три последние комнаты. В них, возможно, нет того комфорта, к которому вы привыкли, но они вполне пригодны для того, чтобы переночевать одну ночь.
Говард что-то пробормотал в ответ и слегка кивнул, а мы с Рольфом лишь молча прошли мимо Болдуина, направляясь к своим комнатам.
Дверь скрипнула на петлях, и мне в ноздри ударил спертый, застоявшийся воздух. В комнате мелькнула какая-то тень, затем что-то упало, подняв серое облачко пыли.
Я остановился как вкопанный.
В комнате действительно не было комфорта, к которому я привык. Даже и близко.
На полу лежал пятисантиметровый слой пыли, на котором виднелись следы крыс и каких-то насекомых. По всей комнате с потолка свисала паутина, а находившаяся у заколоченного окна широкая кровать с балдахином, несомненно, когда-то весьма роскошная, была варварски разломана и представляла собой просто груду деревяшек.
С потолка свалился черный комок с дрожащими волосатыми ножками и начал подползать по мне. Присмотревшись, я понял, что это паук. Его туловище было величиной с детский кулачок, а сосредоточенные малюсенькие глаза сверкали, как осколки бриллиантов.
Я вскрикнул, отшатнулся назад — скорее от неожиданности, чем от страха — и с силой захлопнул дверь. Мои руки дрожали.
Говард, уже собравшийся войти в свою комнату, остановился и, нахмурившись, посмотрел на меня.
— Что случилось? — с тревогой спросил он.
Я судорожно сглотнул. У меня во рту появился неприятный привкус желчи. Инстинктивно отойдя от двери еще на пару шагов, я вспомнил только что увиденного паука, и по спине у меня побежали ледяные мурашки. Я никогда не испытывал страха перед пауками, но этот паук был уж слишком мерзким.
— Что-то не так? — тихо спросил Болдуин.
В его глазах засверкали какие-то странные искорки.
— Вы побледнели, молодой человек.
Немного помолчав, я сумел взять себя в руки и подавить тошноту, уже подбиравшуюся к моему горлу.
— Д-да уж, — ответил я. Мой голос дрожал от волнения. — Вы и в самом деле хотите предложить мне эту… эту так называемую комнату?
Болдуин удивленно заморгал, вопросительно взглянул на Говарда и решительно подошел к двери. Его рука легла на дверную ручку и дернула за нее явно сильнее, чем следовало. Дверь распахнулась и с силой ударилась о стену.
Лишь в самый последний момент я сумел удержаться от того, чтобы не вскрикнуть от удивления.
В комнате было чисто.
На полу лежали такие же ковры, как и в прихожей. Висевшая под потолком люстра излучала мягкий желтый свет, а в камине потрескивал огонь, от которого исходило приятное тепло. Кровать, которая совсем недавно представляла собой кучу обломков, покрытую беспорядочно разбросанными истлевшими и вонючими лохмотьями, теперь сияла чистотой и свежестью, а край лежавшего на ней одеяла был отогнут, словно приглашая лечь. На ночном столике стояла бутылка вина и чистый стакан.
